Ретроспектива - Марина Повалей

плечо рубашки, пальцами сжала выглянувший сосок, другой рукой скользнула ниже. Пальцы, руки… всё тело дрожит от сладкого предвкушения, но левая рука всё сминает грудь, а правая — вниз, превозмогая дрожь.

Всхлипнула, безошибочно находя горящий взор, услаждая его.

Смотри на меня! Смотри, как я истосковалась по тебе!

Представила его руки на себе, что его пальцы сейчас гладят лоно, массируют клитор — ноги едва не подкосились.

— Сколько раз… — голос прерывается, дышать нечем, — я представляла себе тебя…

Потянула сорочку, та осталась болтаться на талии…

Знаю, что ты видишь сейчас, знаю, что держишься изо всех сил, чтобы не сорваться ко мне. Слышу по тяжёлому дыханию, что рука твоя по члену водит, который вот-вот меня наполнит… И невтерпёж, и эти сладкие минуты такого удовольствия, что муке подобны, как предвкушение. И предвкушение это заполняет изнутри, наполняет жаром. Сжала сосок и застонала, ускоряя движение пальцев.

Лишь на миг глаза прикрыла, а как распахнула — твёрдые, жадные губы врезались в мой рот, проникая, голодно хватая. Сквозь тяжёлое дыхание танец языков, истосковавшихся душ, тел. Кто пьёт кого… я сминаю эти губы и не насыщаюсь. Хватаю своими губами, засасываю, когда вырываюсь, и в поцелуе на замечаю, что запрыгнула уже на Файлирса, обхватив ногами, а горячая головка уже бьётся в лоно.

Когда он снял с меня рубаху, не ведомо… сейчас я всем телом льнула к нему, оплетая сильное, желанное тело, не насыщаясь его теплотой, мощью. То сжимаю мышцы, то едва насаживаюсь, дразня и его, и себя. Руками хватаю спутанные лохмы, лицо, шею, плечи… Чувствую запах, а всё одно — не верю, что вот он, со мной.

Потянула назад его за волосы, с утробным хрипом мой король запрокинул голову. Я захлопнула магией дверь, впиваясь в нежную шею.

Словно демон в меня вселился, прикусываю и зализываю, впиваюсь и схожу с ума от этого безумия.

Файлирс чуть приподнял меня, словно и не вешу ничего, будто вмиг я стала маленькой и хрупкой, рядом с ним, таким сильным, могучим.

Нет более княгини. Женщина только осталась. Голодная и жаждущая, на всё готовая, чтобы сон этот, что наяву, никогда не кончался.

Мои зубы едва-едва сомкнулись на колючей щеке, когда он насадил меня на себя. Лишь впустив, приняв, стала покрывать поцелуями всё лицо.

Не понимаю, что делаю. Нет меня. Только руки, губы, тела…

Не дал нацеловаться, отстранил лицо и поймал мой взгляд. Принялся быстрее и быстрее насаживать меня на себя.

И глядит, глядит… и хочу веки опустить, да не могу, не в силах связь эту прервать.

Напряжение глаз, что канат натянулся.

Разговор без слов. Нужда друг в друге, в этом теле, в его духе…

— Как же жила я без тебя, — не выдержала, закрыла глаза.

— То не жизнь, — насадил меня в последний раз и излился, не вытерпев.

Не дал опомниться и упал на кровать, как был, так, что сверху я оказалась.

Прижала сухие, шершавые ладони к грудям, и принялась двигаться сама. Мееедленно, тягуче. Он больше не торопит, сейчас моё время. От удовольствия, от наслаждения, нет ни мыслей, ни времени. Лишь долгожданная наполненность внутри и тьма, что раскалилась снаружи.

Откинулась назад, опираясь на руки, смещая его руку на лоно.

— Вот так… ах!

— Наглая моя Полёвка! — он рывком сел, отчего я застонала. — Не могу и помыслить, как ты живёшь тут такая, одна, без меня.

— То не жизнь.

Я притянула его рот к груди, чуть не вкладывая туда сосок.

— А как же…?

— Нет более молок…

И снова стон-крик. Потому как он набросился на жаждущую грудь, словно вкуснее для него на свете ничего нет.

Сердце-птица рвётся из меня вслед за разумом. Проворные пальцы кружат по клитору, жадный язык вылизывает грудь, он приподнял в очередной раз бёдра, усиливая проникновение, когда дрожь сотрясает меня вместе с криком, который он поймал своим ртом.

— Не кричи, мама. Детей поразбудишь, — пробубнил, собирая слёзы, которые не удержались.

— Скажи, что ты надолго! — губы не подчиняются, язык заплетаться. — Скажи, что долго не уедешь…

— Навсегда.

Утро я ощутила с тёплыми поцелуями, что медленно ползли по спине. Поцелуи эти внутри согревали, поднимали что-то древнее, глубинное. Такое, что заставляло и дальше притворяться, что сплю, но простынку потянуть вниз пальчиками ног. “Случайно” скользнувшая ткань оголила ягодицы, которые тут же сжали мужские ладони. Чуть больно, но так сладко, что дыхание у меня утяжелилось.

Файлирс перестал спину целовать, вместо того я почувствовала, как зубы его легонько прикусили меня пониже спины.

— Ай!

— Обманщица! — место укуса уже согрето поцелуями, что посыпались дальше, ниже. — Пора просыпаться, советник твой написал, что посол Ондолии аудиенцию просит, — пробормотал мне в кожу внутри бедра.

Какой посол, какая аудиенция, когда лоно пульсирует от таких поцелуев!

— Сколько у нас времени? — я чуть выгнулась, чтобы ему сподручнее было.

— Мммм, — словно дразнит, усыпая своими следами моё бедро, от ягодицы до колена, — немного, но лучше покончить с этим поскорее.

Такой ответ меня устраивает. Я водицей стекла к нему, аккурат под ним устроилась. Застонала сразу, как мужские руки сжали изнывающую грудь, под этот стон горячий член наконец-то заполнил меня…

Я бы всё отдала, чтобы как можно чаще вот так просыпаться.

— Эля, — уже после Файлирс вышел из помывочной, — смогла бы ты такую иллюзию на меня надеть, чтобы долго, а лучше всегда я под ней ходил?

Я недолго подумала, в бытность свою, пока скрывалась от него, я всякого напробовала с личинами и заклятьями.

— На век не смогу, — откинула простыню и как была, нагая, отправилась к одёжной, краем глаза любуясь, как Файлирс замер, как стоял, обтираться перестал. — Иллюзию надобно будет обновлять, а личину снимать, отдыхать, хоть и недолго. Распахнула дверку, притворяясь, будто платье выбираю. — Коли бы облик вовсе сменить, так такой обряд есть, но я его не изучала.

— Он… к запретной волшбе отношение имеет? На душу ложится?

— Нет, но подготовка долгая: зелье настоять, пост соблюсти…

— Пост… — король мой призадумался, пока я схватила первое подвернувшееся платье.

Из нового гардероба, раз уж приехал он.

— Пост, это сложно, — внезапно позади меня он оказался, прильнул всем телом, впился губами в плечо.

— Пост, он обязателен. И нам уже пора…

Хоть очи уже сами закрываются, голова на него откидывается.

— Пора, пойдём, — всё же оторвался, напоследок прижавшись бёдрами. — Только накинь на меня личину, твоя посильнее моей будет…

— Расскажешь, зачем то нужно?

— Как посла примем, так и расскажу.

Что ж.

— Какой облик принять желаешь?

Файлирс поморщился.

— Сама реши. Только подумай хорошо, мне