Патриарх Тихон - Михаил Вострышев

Писатель М. А. Осоргин пишет в автобиографической повести: «Я не видел голода, хотя к зиме страшного года был сослан в Казанскую губернию, где вымирали татарские селения. Вернее, видел я только забредших в город Казань, чудом выживших деревенских детей. Появлялась на улицах человеческая тень в отрепьях, становилась у стены с протянутой рукой. Давали мало, хоть деньги ничего не стоили, да и не были настоящей помощью тысячные, стотысячные, миллионные бумажки. Это я видел. И еще видел детей, черемисов и татарчат, подобранных по дорогам и доставленных на розвальнях в город распорядительностью Американского комитета (АРА). Привезенных сортировали на «мягких» и «твердых». «Мягких» уводили или уносили в барак, «твердых» укладывали ряд на ряд, как дрова в поленнице, чтобы после предать земле».

Писатель Е. И. Замятин отмечает в своем дневнике: «Голод на Волге. В одной волости ели лепешки из конского навоза. В другом селе — распарили и съели резиновую калошу, забытую американцем. Только что павшую лошадь — еще теплую — ели сырьем. Прошлогодние листья — деликатес. Вокруг стоит голая черная роща: всю кору содрали и съели. Приносили в контору руки и головы съеденных людоедами. На носилках в столовую притаскивали больных тифом. Голодный зеленый блеск глаз. Взрослые умирают: кормят в первую очередь детей. Лошади могли везти только по пять пудов. Могилы кругом города, где попало. Голодные двинулись ордами. Исход из Египта. Слухи о «хлебных» Туркестане и Ташкенте — туда. Кордоны».

Украинское бюро печати сообщает: «На Украине банды голодных озверелых людей грабят все, что попадается под руки. Особенно тяжело положение городов. Голодные банды, пришедшие с севера, встретив решительный отпор со стороны крестьян, направились в города, где производят ужасные погромы. Все, что считается годным для употребления в пишу, тут же уничтожается. Красная Армия инертна и не желает вступать в бой с голодными. Всякое сопротивление со стороны армии вызывает озверение у толпы, которая раздирает красноармейцев на части. Особенно пострадали города около северной границы. Над городом стоит стон и плач».

Сколько же людей голодало? Вряд ли когда-нибудь будет установлена точная цифра, вряд ли и приблизительная — плюс-минус миллион русских мужиков и баб. По мнению советского дипломата Г. Чичерина — 18 миллионов. По сообщению газеты «Известия ВЦИК» — 23,2 миллиона. Историки насчитали больше: Э. Генкина — 27–28 миллионов, И. Трифонов — 32 миллиона, Н. Рубинштейн — 33,5 миллиона. Руководитель зарубежной помощи голодающим Ф. Нансен утверждал, что более 40 миллионов человек. И уж совсем никто не подсчитывал, сколько миллионов россиян не пережили эту лихую годину.

Советские руководители старались занизить число голодающих, затушевать ужасы, переполнившие страну, чтобы не выглядеть перед миром убийцами своего народа.

В те дни, когда патриарх Тихон обратился с воззванием «К народам мира и к православному человеку», призывая помочь умирающей России, JI. Каменев в хвастливой речи на весь мир заявил о «победе» Советской власти над голодом. М. Литвинов в Гааге заверил иностранцев, что в 1922 году голода в России не будет и в помине. И одновременно Советское правительство с радостью принимало зарубежную помощь, особенно если иностранцы не настаивали на своем контроле за ее распределением. Но вот уже министр финансов Великобритании О. Чемберлен отказывает в кредитах: «Советы только что купили в Лондоне для службы их главного штаба дом, стоящий 260 тысяч фунтов стерлингов. Дворец этот предоставлен Красину[38], окруженному целой армией стенографисток и дактилографисток[39]… Не проще ли, чтобы Советы продали этот дворец, чтобы купить провиант, а мы бы сохранили деньги для двух миллионов безработных».

Удручающее впечатление произвела на всех, кто искренне желал помочь голодающим, ликвидация беспартийного Всероссийского комитета помощи голодающим и создание взамен партийного ПОМГОЛа. Прежний Комитет, добрая треть членов которого попала в него прямо из тюрьмы, где отбывала срок за «контрреволюцию», с первых же дней своего существования попробовал занять независимое по отношению к Советской власти положение, пытался самостоятельно вести переговоры с иностранными державами, выпускал свою газету, имевшую большой успех, требовал от ВЦИКа и местных властей действенной, конкретной помощи голодающим. Но если теребить центр еще имело какой-то смысл, то в провинции, где руководство принадлежало одурманенным коммунистическими лозунгами полуграмотным революционерам, а зачастую и уголовникам, деятельность Комитета понималась однозначно, как контрреволюционный заговор. Не дремали и «чрезвычайки».

Комитет в конце концов был распущен, Кишкин арестован и обвинен «в сношениях с мятежными бандами Антонова». Казнили, по сообщениям иностранных газет, шестьдесят одного участника «заговора».

Не менее удручающее впечатление произвела на мир кровавая бойня, учиненная армией Блюхера над русскими крестьянами, искавшими спасения от голода поселением на китайской территории.

Начался новый виток братоубийственной бойни…

Вторая конная армия под командованием Гая с невиданной жестокостью подавила «сеятелей смуты в деревне» — голодные бунты в Екатеринославской, Полтавской, Киевской, Александровской, Тамбовской и Черниговской губерниях. На Московско-Воронежской железной дороге произошло кровавое столкновение голодающих с красными войсками. В Уфе голодная толпа убила нескольких агентов «чрезвычайки» и освободила арестованных. Под Симбирском произошло кровопролитное столкновение между двумя группами голодающих беженцев, каждая из которых первой хотела войти в город.

Не получив хлеба, взбунтовался тамбовский гарнизон.

Солдаты рассыпались по городу, захватывая магазины. Пехотная часть, высланная из Москвы для подавления бунта, доехав до Козлова, отказалась следовать дальше.

Людской поток смел красноармейские заставы, установленные по срочному распоряжению из Москвы, у Кузнецка, Кирсанова, Балашова.

На фоне общего упадка и распада незыблемой и крепкой оставалась лишь ненавистная большевикам церковная жизнь. Авторитет духовенства увеличивался с каждым днем, все больше россиян осознавало, что в эпоху всеобщего разрушения священники оказались единственным «классом», который созидает. Храмы переполнялись истово молящимся народом.

Особенно высок был авторитет патриарха Тихона. В канун Семенова дня, который древние московские патриархи встречали особым чином «препровождения лета», 29 августа/11 сентября 1921 года, во время служения всенощной Святейшим Тихоном в храме Христа Спасителя, народ заполнил не только храм, но и всю огромную площадь вокруг него, где под открытым небом одновременно в разных местах совершали богослужение три митрополита. Несколькими днями позже патриарх служил молебен у Варварских ворот. Неизвестно с какой целью к нему стали протискиваться несколько большевиков в шапках. Толпа не пустила нехристей, а когда красные командиры стали настаивать, избила их. Во время шествия патриарха в крестном ходу отовсюду неслись крики: