Первый крестовый поход. Зов с Востока - Питер Франкопан

Продвижение Крестьянского крестового похода по Германии сопровождалось массовыми убийствами: евреи Кёльна и Майнца стали жертвами ужасающей жестокости и насилия. Шок от устроенных участниками похода погромов был таким, что в некоторых случаях люди шли на самоубийство: «Евреи, видя, как христианские враги набрасываются на них и их малых детей, не жалея никого независимо от возраста, даже обращали оружие против себя и своих товарищей, своих детей, женщин, матерей и сестер, и они все убивали друг друга. Матери с детьми у груди – как ужасно рассказывать об этом – резали своих детей ножами, предпочитая, чтобы они умирали от их рук, а не от оружия необрезанных». В других местах, например в Регенсбурге, евреи хотя бы избежали смерти, но их загнали в реку Дунай, где насильно окрестили{505}.

Антисемитизм получил широкое распространение. Когда Готфрид Бульонский летом 1096 года двинулся в путь, то призвал истребить евреев; он не стал делать этого лишь после предупреждения Генриха IV о том, что в его владениях не должно совершаться никаких насильственных действий без его разрешения. Ненависть к Готфриду была так велика, что один еврей, живший в те времена, молился, чтобы его кости были истерты в порошок{506}. Всплеск антисемитизма, вызванный Крестовым походом, не ограничивался Рейнландом. Погромы прошли и во Франции; возникла угроза полного истребления целых еврейских общин{507}. Многие современники и свидетели этих событий пришли в ужас. Один из них отмечал, что правители угрожали участникам гонений на евреев отлучением от церкви и жестокими карами, однако это не возымело эффекта{508}. «Эти немецкие головорезы, – писал Гвиберт Ножанский, – представляли наихудшие слои общества; это были подонки Европы»{509}.

В Константинополе вполне разделяли эти чувства. Алексей I ожидал, что опытные военные прибудут в Византию в конце 1096 года в соответствии с графиком, установленным папой. Он был встревожен не только тем, что первые отряды крестоносцев появятся в империи на несколько месяцев раньше. Было очевидно, что многие участники похода не способны воевать с турками, не говоря уже об участии в осаде городов в Малой Азии. Неудивительно, что, по словам Анны Комнины, «он боялся их прихода»{510}.

По мере приближения многочисленных групп участников Крестьянского крестового похода к Константинополю тревога усиливалась. Когда первые вооруженные пилигримы весной 1096 года подошли к границе Византии, новости об их бесчинствах уже дошли до императора. Командующему венгерской армии, седому военачальнику, которого король отправил для встречи и сопровождения паломников при следовании через территорию Венгрии, просто отсекли голову{511}. Смесь религиозного фанатизма, возбуждения и отсутствия дисциплины оказалась еще более взрывоопасной, когда первые отряды пилигримов достигли Белграда, самого западного пункта пересечения границы на Дунае. Застигнутые врасплох византийские власти пытались взять ситуацию под контроль. Имперские чиновники полностью запретили торговлю продовольствием (чтобы централизованно выдавать его крестоносцам). Это вызвало немедленную реакцию европейцев, которые устроили бесчинства, разграбив окрестности Белграда. Спокойствие удалось восстановить, но лишь после того, как византийский гарнизон применил силу против погромщиков. Как только снабжение продовольствием было восстановлено, рынок открылся – это утихомирило беспокойных крестоносцев{512}.

К моменту прибытия на границу Византии самого Петра Пустынника в конце мая 1096 года власти смогли выработать более эффективный способ общения с его последователями. Лев Никерит, карьера которого пошла в гору после раскрытия заговора Диогена, обращался с европейцами с вниманием и заботой: согласно одной из хроник, Петр Пустынник и его сторонники получили все, о чем просили, – все их просьбы выполнялись, пока они «вели себя хорошо»{513}. Тем не менее пока отряды участников Крестьянского крестового похода, растянувшись по дорогам, медленно продвигались к Константинополю, их движение сопровождалось постоянными инцидентами. Города в западных провинциях Византии регулярно подвергались нападениям, их жителей избивали и грабили. Пытаясь уменьшить возникающий ущерб, власти империи организовывали рынки, предназначенные для торговли исключительно с крестоносцами, только вдоль основной дороги. Отряды европейцев сопровождал вооруженный конвой, имевший приказ в случае необходимости применять силу против возмутителей спокойствия и отставших. Говорили, что прибытию Петра Пустынника в Константинополь предшествовало нашествие полчищ саранчи, которая уничтожила все виноградники в Византии{514}. Его расценили как предзнаменование того, что толпы западноевропейцев вот-вот достигнут столицы.

Рассказ Анны Комнины о тяжелых предчувствиях, мучивших Алексея I накануне приближения к Константинополю первой волны крестоносцев, обычно толкуют как попытку снять с него ответственность за поход, который грозил испортить отношения между Византией и Западом. Однако трудно понять, как еще Алексей I мог отнестись к появлению Петра и его последователей в Константинополе, кроме как впасть в растерянность и уныние. Опасения императора, и без того усилившиеся из-за сообщений разведчиков, подтвердились, когда авангард Крестьянского крестового похода прибыл в столицу Византии. Даже латинские источники отмечали отвратительное поведение бедноты: «А сами христиане вели себя негодным образом: они разрушали и сжигали дворцы в городах, а также уносили свинец, которым были покрыты церкви, и продавали его грекам. Из-за этого император прогневался и приказал им переходить Геллеспонт. После того как они переправились, они не переставали вершить всяческие злодеяния, сжигая и уничтожая дома и церкви»{515}.