Шпион из Калькутты. Амалия и генералиссимус - Мастер Чэнь

Ответа нет.

Но убийство есть. Убийство человека, который и так уже через несколько дней уходил, готовясь сдавать дела Эмерсону. И не только это убийство, а поспешная попытка убрать с дороги — пусть на время — Тони, косвенно также и Магду, меня. И вот кто-то хотел избавиться от меня еще и сегодня. Но в отношении меня, видимо, сегодня всем и все уже ясно. А вот почему никому не известный в городе человек, Тони, как все тогда наверняка думали — беспомощный инвалид, кому-то помешал буквально через пару дней после приезда?

Ответ — или как минимум интересный вывод — есть. Так же как и Дай Фэй, Тони знал кое-кого в лицо. Даже помахал рассеянно ему рукой. Правда, несколько дней потом не мог вспомнить, кого же это он приветствовал — но об этой забывчивости Тони знала только я, а некто другой видел лишь взмах руки. И где же сидел в этот момент Тони? За столиком главы секретной службы Куала-Лумпура! Понятно было, что после этого оба должны были быть быстро обезврежены. И мы с Магдой заодно.

Кстати! Ведь Тони таким образом без малейшего усилия сделал ту самую работу, для которой британцами сюда был вызван, с любезного согласия господина Чан Кайши и его соратников, знаменитый Дай Фэй. Но кто же мог знать, что в городе окажется американский советник, видевший Нгуена еще в военной академии в Кантоне? Вот уж случайность, так случайность.

Тут я вспомнила Нгуена Патриота, несущегося к выезду с площади на моем черном звере. А как он не побоялся появиться в самой середине толпы тех людей, что искали его, сбиваясь с ног?

«Кто-то недоработал, — подумала я. — Кто-то не думал, что Тони выпустят из тюрьмы, что он уже через день будет вывезен на прогулку, несмотря на рану».

И тут мы переходим к очень печальной проблеме — кто же этот «кто-то»? Совсем, совсем печальной проблеме.

С одной стороны перед нами — бесспорно фигура, связанная с Коминтерном, и занятая, в частности, тем, чтобы видный агент Коминтерна остался нераскрытым. И наверняка еще множеством других дел, тех самых, из-за которых сбиваются с ног люди из спецподразделения, полиции.

И кто же это может быть? Кто-то опытный, знающий здесь всех и все, способный выйти на контакт с преступным миром, знакомый с Вонгом. Способный разработать операцию по устранению Таунсенда, Тони, косвенно — нас с Магдой. И потом спокойно убрать еще и Вонга. Личность, в общем. Знаю ли я ее? Очень, очень возможно. И это так огорчительно, не правда ли, господин Робинс? Другое дело, с какими целями вы это делаете — если это вы. Но кто еще, кроме вас?

Просто для проверки: а Робинс знал, что Тони — не инвалид и может сорвать всю планировавшуюся операцию? Нет. Знал ли он, что Тони будет на паданге? Нет, он был занят бумагами по убийству Вонга.

Конечно, тут — как я уже говорила — есть и другой стиль работы. Робкий, мелкий и неудачливый. Кто по вдохновению спрятал маузер, создав глупую ситуацию? Итак, один, умный, убирает господина Таунсенда, другой — нервный, мелкий, глупый — все ему портит, и так же глупо покушается на меня.

Их двое? Они дружат между собой или не очень?

Случайность, случайность. Сколько раз случайность вела к катастрофам? Сколько раз десятки, сотни умных людей вели дело к великой цели, но их усилия уничтожала какая-то глупость и мелочь?

Это было в прошлом году. Ричард Сун, с упоением рассказывавший мне о том, как изменится мир: англичане строят потрясающий воздушный корабль, который поплывет через океаны, над трубами лайнеров и волнами. Ему не требуется аэродромов. Подъемность — куда больше, чем у любого аэроплана. Бальная зала, обеденная, курительная, кабины, как в поезде, для 100 человек. Пять громадных, как у лайнера, дизельных моторов. И таких кораблей должны были создать еще десяток.

Но гигантов не будет, ни одного, остаются только ненадежные аэропланы, как у Ричарда, потому что первый из воздушных кораблей империи погиб в прошлом году возле Бово, под Парижем, совершая парадный полет. Погиб госсекретарь по авиации, множество инженеров, гостей, поднявшихся в его салон. Сгорел дотла в какие-то минуты самый большой и дорогостоящий воздушный корабль мира, его строили пять лет. А дело, как сейчас, наконец, выяснили, было просто в том, что громадная кабина слишком долго терлась о землю, когда корабль заблудился в тумане и пытался сесть. Трение высекло искру, искра подожгла водород там, наверху. Этого не должно было быть. Это была случайность.

Итак, их двое. Второй злоумышленник, случайно или намеренно портящий жизнь первому, существует. Но вот уж тут — никакой ясности.

Например, что это за молодой европеец, спускающийся по винтовой лестнице сзади «Колизеума», сразу после того, как там раздался первый выстрел, убивший господина Таунсенда? Этот второй человек, конечно, там был, хотя бы потому, что господин Робинс все это время просидел со мной за одним столиком. Но — молодой человек с усиками и в шлеме-топи, скрывавшем лицо? Это — на закате солнца, когда шлема не надо? А кто описал его таким образом? Малаец? Если так, то малайцу — уборщику синема по соседству — незачем врать, он сказал то, что видел.

Но к сегодняшнему дню я точно помнила каждое перемещение по «Колизеуму» всех, кто там был. Никакого молодого человека с усиками и в шлеме в зале не наблюдалось. Хотя — на кого этот молодой человек более-менее похож? Как ни странно, на Эмерсона. Которого не было в этот вечер в «Колизеуме».

Точнее — не было внизу. Спрятался в какой-то из комнат, застрелил коллегу, спустился по задней лестнице и исчез с маузером. Получается?

Но все может оказаться проще, куда проще. Кто мне рассказал о рассказе малайца? Робинс, к сожалению. Опять Робинс.

Не говоря о том, что был в «Колизеуме» кто-то еще, более — менее понимавший, что происходит, и утопивший маузер Тони в блюде с карри. Это что же __ третий злоумышленник? Не многовато ли?

И теперь последняя и очень маленькая группа вопросов, возвращающая дело к исходной точке — к моей собственной миссии.

Единственное имя, которое мне было названо его превосходительством, было имя инспектора Робинса. Названо как имя человека, который мне поможет. Но, может быть, то был намек на что-то иное?

Робинс — в самом центре всех событий. Почему? Он же передал мне браунинг. Зачем?

Вернемся к моим мыслям насчет большой, очень большой истории, в которой мне очень серьезными людьми отведена роль — найти китайского агента, из этой истории вдруг вышедшего. И что бы это, все вместе, значило?

Так, а теперь — нет ли фактов, которые вообще никуда не вписываются: кто, например, поставил второе кольцо охраны вокруг моего дома в Джорджтауне? Эшенден? Когда это он занимался такими частностями?

Еще факт: странная история с исчезновением доктора Оуэна. С женщиной, которую якобы видел в его бунгало малайский уборщик… ах, извините, садовник. И при чем это здесь?

Все вместе — плохо, очень плохо.

В чем моя главная ошибка? В том, что я не следую второму правилу Амалии — видеть всю картину в целом.