«Room service». Записки отельера - Юнис Теймурханлы

– Ну и местечко, – испуганно прошептал мой помощник. – Прямо «порохом набитая» турфирмочка. Пойдемте отсюда скорее, пока не взлетели.

Мы получили какие-то бумаги от партнера. И спешно удалились.

Конец девяностых был временем бурного расцвета «обналички». Банкир оказался не банальным богатым приятелем-рантье, живущим на проценты, а крупным финансовым воротилой с целым учреждением – подпольным банком.

– Давать займы напрямую больше не буду, – однажды в начале двухтысячных коротко ответил на мою просьбу банкир. – Времена изменились. Вот тебе знакомый банк. Там тебе помогут.

Мы собрали кучу бухгалтерских бумаг, отчетов, написали бизнес-план. Долго и тщательно готовились. И пришли в назначенный день на заседание кредитного комитета.

Перед нами в большом кабинете сидела внушительная комиссия из нескольких человек. Мы сели напротив. «Они – от нашего папы», – громким шепотом сообщил соседу один из заседателей. Не задав ни единого вопроса, нам вмиг одобрили кредит, попросив оставить все папки с документами на столе.

Так началась для нас эпоха банковских кредитов.

Контору приятеля правоохранительные органы накрыли в середине двухтысячных. Банкир ударился в бега. И исчез. Общие знакомые рассказывали мне, что партнер-«операционист» по ошибке подсел на обслуживание бандитских денежных потоков. Контора серьезно засветилась. За это партнеры сурово поплатились.

«Турфирма, набитая порохом» рванула. За конторой установили круглосуточное наблюдение, напичкали скрытыми видеокамерами и прослушками, пасли полгода. И изъяли все деньги, возбудили уголовные дела. Стравили и перессорили между собой банкира и его партнера. И легко получили весь необходимый компромат. Оба партнера, потеряв все деньги, сначала ударились в бега. Но со временем уладили проблемы, остались на свободе. Но полностью лишились своего «дела». И всех денег.

– Могу я зайти к тебе поговорить? – однажды в середине двухтысячных услышал я в телефоне знакомый голос банкира.

Я вышел во дворик «Гельвеции». За зелеными туями в лучах теплого июльского солнца на скамейке у фонтана скромно сидел худощавый, бледный, неопрятно одетый обросший мужчина. Узнать в нем некогда лощеного красавца было невозможно.

– Кинули и отвернулись все, кроме тебя, – робко начал он свой печальный рассказ. – Продал все, даже недвижимость за границей, чтобы уладить все вопросы, остаться в живых. И на свободе, – продолжал приятель. – Я нужен дочери сейчас – как никогда. Впереди у нее – поступление в вуз. Нужны преподаватели. А помочь материально я уже никак не могу.

Это говорил он – некогда большой и очень важный для меня человек. Приятель просил некоторую сумму – в долг. Я понимал, что это наверняка навсегда. Не «в долг». Но отказать я никак не мог.

– Кем работает твоя сестра? Я о ней постоянно слышу от наших общих друзей. И все какие-то легенды. Но почему мы с ней до сих пор не знакомы? – однажды в самом начале девяностых спросил я у своей университетской подруги – красивой и статной шатенки с ярко-синими миндалевидными глазами.

К тому времени мы уже несколько лет тесно общались – с ней и с ее молодым человеком. Мы проводили вместе все наше свободное время – дружно и весело отдыхали, путешествовали. И часто встречались, и готовили вместе ужин – в моей арендованной «однушке» на окраине Петербурга.

О сестре однокурсницы общие друзья-студенты слагали легенды. Многие взахлеб восхищались, приписывая ей невероятные качества. Другие – всей душой не любили. Наверняка завидовали. И было чему – взрослая, финансово независимая девушка, имевшая в те времена иностранную валюту. И постоянно выезжавшая за границу по делам – она вызывала у всех огромное уважение. И среди наших сокурсников считалась очень крутой. «Такая девушка однозначно должна быть еще и очень красива. Наверняка отбоя от женихов нет, – так рисовал я ее в своем воображении. – Младшей наверняка есть в кого».

Старшая сестра с родителями осталась жить на родине, в Белоруссии. И долго мечтала накопить денег и перевезти всю семью к младшей – в Петербург.

– Завтра моя сестра приезжает на пару дней в Петербург, – однажды сообщила мне однокурсница. – Можем все вместе встретиться у тебя.

«Наконец познакомлюсь с нашей легендой», – подумал я. Мы договорились собраться пораньше, приготовить ужин. И встречать сестру.

Раздался звонок в дверь. Я рванул к двери. Посмотрел в глазок. И вмиг оторопел.

На меня смотрела огромная женская голова – с двумя большими как блюдца синими глазами. Без туловища. Голова целиком занимала небольшой круглый глазок. А тело в него никак не помещалось. «Это же жена Бунши», – я прекрасно помню свои первые ассоциации с героиней любимого фильма, вмиг пронесшиеся у меня в голове.

Я молча открыл дверь. И уставился на ловко влетевшую в коридор большую женскую фигуру. В руках она уверенно держала маленький настольный телевизор. На фоне размеров ее фигуры телевизор казался просто игрушечным.

Я автоматически шагнул назад, освобождая больше места в крошечном коридоре.

– Я много слышала о тебе, рада знакомству, – громким зычным голосом, широко улыбаясь, бросила сестра. – Держи! Это – подарок тебе. Знаю, что большой телевизор у тебя не работает. Будешь хоть такой смотреть.

Сестра оказалась очень общительной, веселой, жизнерадостной девушкой – без тени застенчивости и намеков на комплексы. К своей необычной полноте девушка относилась легко. Она ее не замечала – привыкла с детства эстетически и физически. И никогда не пыталась с ней бороться.

Сестра легко и быстро передвигалась, неплохо танцевала. И очень экстравагантно одевалась. Все лето она носила яркие полупрозрачные короткие легкие платья – с рюшами и воланами, безумных цветов. Позже персонал будущего отеля «Гельвеция» ласково называл ее Тучкой.

Тучка с родителями жила в Гродно. До Польши – рукой подать. В эпоху тотального российского дефицита и гиперинфляции географическая близость двух стран и огромная разница в ценах стимулировали предприимчивых граждан к немедленной деловой активности. И рождали бурные предпринимательские идеи. Тучка начала совершать регулярные «набеги» на польские рынки – одна.

«Рентабельность в те годы была бешеной, – делилась сестра в середине двухтысячных своими воспоминаниями. – Я сразу посчитала, что простые кашпо для цветов стоили в Белоруссии рубль с копейками. А в Польше – около трех злотых. Я скупила все кашпо в округе. И рванула в Польшу. Туда – бензопилы с кашпо. Обратно – французское цветное стекло и дешевое шмотье».

Однажды, распродав на польском рынке очередную партию кашпо, Тучка получила приличную выручку. И принялась искать покупателей на единственную, привезенную в чемодане, бензопилу.

Внезапно девушка почувствовала резкий толчок в спину. Сумка вмиг слетела с плеч – прямо в руки мошеннику. «Я инстинктивно рванула с места. И побежала за ним вдогонку, держа перед собой бензопилу. Я неслась и орала так громко, что вор наверняка принял мой вопль за работающую пилу», – рассказывала сестра.