Две Дианы - Александр Дюма

Вскоре отряд Вольперга разделился на три колонны и двинулся в путь по трем разным направлениям.

Колонна Габриэля осторожно миновала лагерь валлонов и вскоре оказалась под стенами Сен-Кантена, обложенного со всех сторон испанцами.

Город, казалось, застыл в тревожном ожидании, ибо исход дерзкой операции Габриэля и Вольперга нес горожанам либо спасение, либо гибель. Поэтому адмирал уже в два часа ночи сам побывал в тех местах, где должны были пройти солдаты Вольперга, и приказал часовым быть начеку. Потом он взобрался на сторожевую башню и стал вглядываться и вслушиваться в ночную зловещую тишину. Но он ничего не услышал, ничего не увидел. До него доносился лишь глухой далекий шум у испанских подкопов да виднелись черные пятна лесных массивов и белеющие в темноте вражеские палатки.

Тогда, не в силах совладать с беспокойством, адмирал решил направиться в самое опасное место, где должна была решиться судьба Сен-Кантена. Он сошел с башни и в сопровождении нескольких офицеров поскакал к бастиону де-ла-Рэн.

Когда на церкви Капитула Каноников пробило три часа, со стороны болот Соммы раздался крик совы.

– Слава богу! Это они! – воскликнул адмирал.

По знаку Колиньи господин дю Брейль, губернатор Сен-Кантена, сложив руки рупором, ответил на сигнал, умело подражая крику орлана.

Безмолвная тишина опустилась на землю. Напрягая слух, адмирал и его свита словно окаменели.

Внезапно с той стороны, откуда донесся крик, прогремел мушкетный выстрел, и вслед за ним послышались стрельба, вопли и какой-то страшный гул…

Первая колонна была обнаружена.

– Сотней храбрецов стало меньше! – с горечью воскликнул адмирал.

Быстро спустившись с насыпи, он снова сел на коня и, не сказав ни слова, поехал к бастиону Сен-Мартен, где поджидали другую колонну отряда Вольперга.

Грызущая душу тревога не покидала адмирала. Гаспар де Колиньи напоминал игрока, поставившего на три карты все свое состояние. Первая ставка была бита. Что будет со второй?

Увы! Такой же крик послышался за валами, такой же отклик прозвучал в городе. Затем – повторение прежней роковой сцены: выстрел часового, залпы, вопли раненых…

– Двести мучеников! – глухо обронил Колиньи.

И снова вскочил в седло. За две минуты домчался он до потайного хода в предместье. Там было тихо.

«Конец, – подумал адмирал, – теперь неприятельский лагерь уже поднят на ноги. Тот, кто командует третьей колонной, должно быть, не рискнул подвергать ее смертельной опасности и отступил». Таким образом, этой третьей и последней возможности у игрока вообще не стало. У Колиньи даже мелькнула мысль, что третья колонна была застигнута вместе со второй и погибла в это же время.

Горячие слезы отчаяния и ярости покатились по смуглым щекам адмирала. Через несколько часов горожане, узнав о последней неудаче, растеряются и снова потребуют сдать город. Да если бы город и не пожелал сдаться, при таком упадке духа первый же приступ откроет испанцам ворота Сен-Кантена и Франции. И ждать этого приступа, конечно, недолго…

Как бы предвидя опасения Колиньи, стоявший подле него губернатор дю Брейль приглушенно крикнул:

– Внимание! – И когда адмирал обернулся, он показал рукой на ров, по которому двигалась черная, безмолвная тень. – Друзья или враги? – тихо спросил дю Брейль.

– Тише! – ответил адмирал. – Мы готовы ко всему.

– Как бесшумно они идут! – продолжал губернатор. – Стука копыт совсем не слышно… Их, право, можно принять за привидения.

И суеверный дю Брейль на всякий случай перекрестился. Колиньи же, человек бесстрашный, внимательно, до боли в глазах, вглядывался в черный немой отряд.

Когда всадники были уже в каких-нибудь пятидесяти шагах, Колиньи сам закричал орланом. Ему ответил совиный крик.

Тогда адмирал вне себя от радости кинулся к потайному ходу, распорядился тут же открыть ворота, и сто немых всадников в черных плащах на покрытых черными попонами лошадях въехали в город. Теперь можно было разглядеть, почему не слышно было стука копыт: копыта лошадей были обмотаны тряпками. Только благодаря этой уловке, придуманной уже после гибели двух первых колонн, третьей удалось избегнуть гибели. А придумал такую уловку не кто иной, как Габриэль.

Эти сто солдат были, конечно, не слишком-то большой подмогой, и все же они могли отстоять в течение нескольких дней два самых опасных поста. Но самое главное – что прибытие их доставило огромную радость осажденным после столь унылого ряда неудач. Счастливая весть мгновенно распространилась по всему городу. Захлопали двери, засветились в окнах огни, и дружные рукоплескания провожали Габриэля и его солдат, проезжавших по улицам.

– Нет, радость неуместна, – скорбно сказал Габриэль. – Вспомните о двухстах павших за валами.

И он приподнимал шляпу, как бы салютуя мертвым героям, среди которых был, по-видимому, и доблестный Вольперг.

– Да, – ответил Колиньи, – мы оплакиваем их и восхищаемся ими. Но как мне вас благодарить, господин д’Эксмес? Позвольте мне, по крайней мере, крепко обнять вас за то, что вы уже дважды спасли Сен-Кантен.

Но Габриэль, пожимая ему руку, ответил:

– Господин адмирал, вы мне скажете это через десять дней.

Адмирал отвез в ратушу Габриэля, падавшего с ног от усталости; за последние четыре дня он почти не спал. Колиньи отвел ему комнату рядом со своей, и Габриэль, кинувшись на постель, заснул так, словно ему не суждено было проснуться.

И действительно, проснулся он только в пятом часу дня, да и то лишь потому, что Колиньи, войдя к нему в комнату, сам разбудил его. Днем неприятель пытался штурмовать город. Осажденные успешно отбросили его. Но штурм, очевидно, должен был на другой день повториться, и адмирал пришел посоветоваться с Габриэлем.

Габриэль мигом вскочил с постели, готовый выслушать Колиньи.

– Скажу только два слова своему оруженосцу, – обратился он к адмиралу, – а затем я весь в вашем распоряжении.

– Пожалуйста, виконт, – ответил Колиньи. – Если бы не вы, на этой ратуше теперь уже развевался бы испанский флаг, а поэтому вы вправе считать себя здесь хозяином.

Подойдя к двери, Габриэль позвал Мартен-Герра. Тот сразу прибежал на его зов.

– Мартен, – сказал молодой человек, отведя его в сторону, – ты немедленно пройдешь в лазарет предместья д’Иль. Там спросишь не госпожу де Кастро, а настоятельницу бенедиктинок, досточтимую мать Монику, и попросишь ее предупредить сестру Бени, что виконт д’Эксмес явится к ней через час и заклинает ее подождать его. Ступай же, и пусть она знает, по крайней мере, что я сердцем с нею.