Коричневые башмаки с набережной Вольтера - Клод Изнер

«Как всегда, придется все делать самому. А поскольку силы у меня уже не те и быстро все провернуть не удастся, погрязну я в этом ремонте лет на сто», – мысленно пожаловался Кэндзи чернильнице на столе.

– Это не рукопись, а китайская грамота какая-то, – проворчал Жозеф, пытавшийся читать таинственную книжицу в марморированном переплете при тусклом свете лампы. – Начнем с текста на тряпичной бумаге. Черт, писал какой-то псих…

Молодой человек быстро перелистал страницы и наткнулся на четыре листа великолепной велени с украшенным миниатюрами рукописным текстом:

– Жозеф, поднимайтесь, вы мне нужны! – рявкнул наверху Кэндзи, и молодой человек даже подскочил от неожиданности.

«Черт! Я ему что, батрак подневольный? Ничего, подождет! – Жозеф пододвинул манускрипт поближе к лампе. – Короче, эта Марго Фишон зачем-то предлагает выпить воды в доме некоего Йонафаса, которому устроили аутодафе… Ничего не понимаю!»

– Жозеф, вы решили стать подземным жителем на веки вечные? Тут надо заказы рассортировать!

– Да иду, иду уже! Что за жизнь – ни минуты покоя!

Жозеф засунул книгу под стопку «Вселенского обозрения». Нужно будет непременно показать ее Виктору, но только не сейчас. Отдать шурину в руки важные факты, предварительно с ними не разобравшись, ни в коем случае нельзя. Он сам скрывает улики, пусть будет ему уроком!

Молодой человек поднялся в торговый зал с намерением осторожно задать Кэндзи пару вопросов так, чтобы он ничего не заподозрил. Японец внимательно посмотрел на него поверх очков с половинками стекол и подбородком указал на стопку изданий. Фыркнув, Жозеф взялся за дело. Сначала надо было дождаться, когда уйдет мадемуазель Миранда. Эта очаровательная особа с пухлыми щечками и вздернутым носиком с некоторых пор стала постоянной клиенткой «Эльзевира». Сейчас она строила глазки японцу и выясняла, действительно ли «Песни Билитис» Пьера Луи так хороши, как о них пишут критики. Кэндзи очень льстило внимание юного создания, он раздувался от гордости и не упускал случая коснуться то руки, то плечика девушки.

«Неисправим! Хорошо, что мадам Джина ушла за покупками», – сердито подумал Жозеф. Наконец зазвенел колокольчик на двери, выпустившей мадемуазель Миранду из лавки, и молодой человек поспешил задать вопрос, который не давал ему покоя:

– Кто такой Мафусаил? Вроде бы легендарный столетний старец?

– Говорят, он прожил более девятисот шестидесяти лет, – откликнулся Кэндзи. – Желаете превзойти его рекорд?

– А у него есть свой день?

– Приемный, вы имеете в виду? Я бы, пожалуй, удивился, узнав, что внук Ноя выделил один день в неделю для светских мероприятий, как это принято у наших дамочек с бульвара Сен-Жермен.

Жозеф, возмущенный насмешливым тоном японца, яростно стряхнул пыль с бюстика Мольера, нарочно размахивая метелкой из перьев, как поп кадилом. Кэндзи немедленно расчихался.

– Так что, собственно, вы хотели узнать? – спросил он, высморкавшись.

– Есть День святого Мафусаила или нет? – буркнул Жозеф.

– Ну, я же не всеведущ… Хотя мне известны другие личности из Ветхого Завета. Слышали поговорку? По бороде – Авраам, по делам – Хам. Или вот такая есть: никто не бывает так свят, как тот, у кого нет дурных мыслей.

– Ну до чего же вы вредный! – не выдержал Жозеф.

– Вы ошибаетесь, – развеселился Кэндзи. – Я действительно не имел удовольствия чествовать сего достойного старца-долгожителя в установленный церковью день. Однако, дабы доказать вам свою благосклонность, могу справиться в книгах, пока вы подберете издания Виктора Гюго по этому заказу. – Он обежал взглядом полки, достал какой-то том и просмотрел оглавление. – Вот, извольте: «Мафусаил родился в восьмой день месяца…» Не уточняется какого. «Этот день благоприятен для путешествий и пагубен для тяжелобольных. Сны, привидевшиеся в этот день, сбудутся». Довольны?

– Да, это наводит меня на некоторые мысли, спасибо, – пробормотал Жозеф. Поспешно упаковав заказ, он умчался обратно в подвал.

…Амадей, облокотившись на парапет набережной Отель-де-Виль, наблюдал, как швартуются у причала баржи, груженные строительным камнем, песком и яблоками. Дама, которую он тут поджидал, незаметно приблизилась к нему со спины и подергала за ленту, на старинный манер перехватившую волосы у него на затылке. Амадей резко обернулся – дама показала ему язык и хихикнула:

– Месье Амадей, я разгромила вас в пикет и просто обязана немного утешить! Что скажете насчет чашечки горячего шоколада в каком-нибудь уютном местечке? Заодно вы растолкуете мне правила игры в империаль.

– Милая барышня, похоже, карты – ваша страсть. Вы играете ради удовольствия или ради прибыли?

– И то и другое.

– Мне говорили, вы также посвящаете досуг разведению птиц и конфитюрам.

«Вам забыли сказать, что я еще немало времени уделяю мужчинам», – подумала Шанталь Дарсон, которую уже очаровали старомодные манеры Амадея.

Они дошли до улицы Барр. Рядом с церковью Святого Гервазия уличный кондитер выставил жаровни, в медных котелках бурлила патока. Амадей и Шанталь прошли мимо, не заметив притаившегося за жаровнями Фердинана Пителя. Позволив парочке отойти на безопасное расстояние, сапожник последовал за ними, свернул на узкую улочку Гренье-сюр-л’О. По обеим сторонам жались друг к другу ветхие домишки, пытаясь сообща противостоять порывам северного ветра.

Амадей и его спутница добрались до улицы Франсуа Мирона, прошагали мимо прачечной и бюро перевозок, в молчании миновали церковь Святого Павла. Под сводом пассажа Карла Великого прятались от ветра плетельщики стульев и молочники, несколько цветочниц отважно выставили свой товар на холоде у руин особняка купеческого старшины времен Карла V.

Парочка исчезла за дверью крошечного бистро, построенного скорее для мышиного племени, чем для рода людского. На столике в тесном зале перед ними почти сразу возникли две исходящие паром чашки. Фердинан Питель со своего наблюдательного пункта под свинцово-серым небом мало что различал через запотевшие стекла заведения, к тому же ему приходилось думать о том, чтобы его самого не заметили. Однако же он видел, что Шанталь Дарсон кокетничает напропалую, а собеседник рассказывает ей что-то увлекательное, подкрепляя слова элегантными жестами. Фердинан задохнулся от ярости. Сегодня он поджидал Шанталь у булочной-кондитерской, где она работала, и последовал за ней с твердым намерением признаться в своих чувствах. Он уже догнал ее и хотел коснуться плеча, когда прелестница устремилась к этому шуту гороховому. Сейчас Фердинан все отдал бы, лишь бы услышать их разговор.