Ответ империи - Олег Измеров

– Боже, что я делаю… Зачем… – прошептала Инга, когда смогла оторваться и слегка повернула голову в сторону; мир для Виктора свернулся в светлый локон волос за ее ухом, и он, не отдавая отчета, нырнул туда, в дурманящий водоворот, жарко припав к ее шее под мягким и податливым воротом свитера. Инга робко попыталась уйти в сторону, но это лишь заставило его инстинктивно сжать объятия; его уверенные прикосновения, как насос, заполняли все ее существо слабостью и дрожью нетерпения. Она закипала. Наконец, сняв руки с затылка Виктора, она слегка отодвинула его, упершись в плечи, и произнесла:

– Я так больше не могу… Пойдем…

– Ну и как тебе?

Сквозь тонкую тюлевую занавеску просвечивал теплый туманный рассвет. Инга смотрела на него, слегка приподняв голову; ее правая рука бессильно лежала у него на груди. Стереоколонки передавали утренний концерт, и из них частой апрельской капелью падали звуки нетленного «Вернись» в обработке квартета «Электрон». Ностальгия по шестидесятым.

– Потрясающе. Ты была просто фантастична. Это… это какое-то искусство, вроде балета.

– Могу написать книгу о вкусной и здоровой пище. Поможешь? Хотя в Союзе все равно не издадут.

– Я одного не пойму: почему же ты одна при таких талантах?

– Наверное, это расплата.

– За что?

– За тех, кого оставила. Давай не будем это уточнять… У тебя на сегодня какие планы?

– В диагностический, сдать все для медсправки.

– Это обязательно надо. Нельзя, чтобы у тебя были конфликты на работе.

– Ну, у меня их, собственно, и нет.

– Постарайся быть особо осторожным. Тебе сейчас очень важна идеальная репутация. Все остальное мелочи.

– Кого и чего мне следует бояться?

– Себя. Бойся быть не таким, как остальные. Потом все поймешь. А пока у нас еще есть время…

«Сплошные загадки, – размышлял Виктор, складывая диванчик. – Монета, пуля, нарк, неожиданно отбросивший коньки, этот мутный Мозинцев, невесть откуда берущий паспорта… Иван пишет на бумажке – кто-то подслушивает? Перестановки в правительстве – где логика? Хотя откуда там вообще бывает логика… но здесь-то? Даже Инга… она тоже как-то непонятно, немотивированно. Испугалась монеты? Кстати, где она?»

Виктор пошарил рукой в кармане: монета оказалась на месте, и все та же надпись «Ц.И.Б.Р.» не только виднелась, но и чувствовалась пальцами на ощупь.

– Слушай, а чего ты так испугалась этой монеты? – спросил он, показавшись в дверях кухни.

– Какой монеты?

– Вот этой. – Виктор вновь показал ей странную трешницу. Инга равнодушно покосилась на нее и продолжила делать бутерброды.

– А, ты вчера показывал. Я уже забыла. Я их собираю только для аппликаций.

«Ясно, что ничего не понятно», – решил он и убрал медный кружок.

…Народу в диагностический, несмотря на бесплатность здешней медицины, было даже меньше, и в основном пенсионеры.

– Так в заводских в основном проходят, – пояснила Виктору старушка в очереди в один из кабинетов, – сейчас там и диагностика и профилактории. Только заводские по выходным не всегда, вот сюда часть и идет.

Из работяг с Виктором по кабинетам ходил молодой помощник машиниста депо Брянск-второй: в железнодорожной поликлинике устроили ремонт, и народ временно распихали по другим медучреждениям. Они разговорились от нечего делать: у Виктора попутно мелькнула тайная мысль, нет ли возможности что-то продвинуть в этой отрасли.

– А как сейчас, техника-то обновляется? – осторожно закинул он удочку.

– Ну а чего ей не обновляться? – ответил поммаш. – В год на дороги одних тепловозов две тысячи секций идет. Вот раньше, скажем, мы на Рославль «ласточками» тянули, потом «машки» пошли… а теперь у нас «субмарины» тянут, луганки бесколлекторные, одна секция вместо двух, восьмиоска. Сцепление-то раза в полтора выше, там компьютерная система регулирует. Не боксует, ничего, сидишь себе отдыхаешь, и экономия топлива, не то что на старых, по уши в мазуте. Да вот поначалу экипажники здорово матерились, но потом-то поняли: это же интеллигентная машина! С ней совсем по-другому надо! Потом догадались заводской сервис организовать, гарантию. Раньше же как: если приемка чего проморгает, заводу дальше трава не расти, а теперь они у нас сами за свой брак расплачиваются, так заводчане совсем по-другому работать стали! Я вот говорю, теперь новая машина приходит – это подарок, ее только в целлофан завернуть и любимой девушке. Ну и ездить – знаете, какая там кабина? Я на «фантомасах» уже не могу кабиной назвать. А на старых вылах вообще сортир, а не кабина! Вот вы скажите, почему на старых электровозах кабина хуже, чем на тепловозах, трясет, шума больше, хоть дизеля нет? Одна же страна, одни ученые…

– А их разные министерства делали. Ведомственная разобщенность.

– Да, похоже… На романовских локах-то один стандарт. И тихо, и идет плавно, не заматываешься так, в жару кондиционер, холодильник… Старики на пенсию уходят, нам завидуют – говорят, только и работать сейчас. Вот…

– Ну, наверное, обучают осваивать новую технику?

– А как же! Вон недавно опять на повышение квалификации гоняли. Между прочим, про европейскую реформу железных дорог рассказали… Только такая у нас никогда не пойдет.

– А почему не пойдет?

– Ну как же, – помощник удивился, что сидящий перед ним взрослый человек не знает такой простой вещи, – у них там железная дорога теперь ориентируется только на прибыль, на рынок. У них проблема – государства маленькие, и надо как-то дороги объединять, вот общий знаменатель и придумали. А у нас почему не пойдет – у нас, оказывается, еще при царе, с самого начала для чего дороги-то строили? Для развития промышленности. Поэтому нельзя ее только под прибыль, под рынок затачивать, нужно, чтобы она провозную способность обеспечивала, и тарифы не сильно завышали себестоимость продукции предприятий, вот. Если делать ее только для рынка, то железная дорога будет, конечно, будет, а промышленность сдохнет, может, не вся, но… Вот как это объяснить? Вы, скажем, какой профессии?

– Компьютерщик.

– Хорошая профессия, у меня братан компьютеры делает на заводе, а я вот – на железку… Так вот: это все равно что вы кабеля́, которыми компьютеры в сеть соединяете, коммутаторы и все прочее там, сделаете отдельным предприятием, а сами вот эти сервера, терминалы – это вроде само по себе, – так работать будет али нет?

– Н-ну… В общем, так не делают.

– Во. И я говорю: так не делают. Ну, моя очередь. Всего!

Вот тебе и ленинская мечта о кухарке, управляющей государством, подумал Виктор. Ну, помогала, положим, не кухарка, но и не из этих «профессиональных политиков», у коих с личным бизнесом вне этой политики не задалось. У парня государственный подход есть. Пока у нас каждый маленький человек не будет мыслить, как если ему наше государство вверено, сказал себе Виктор, никакой демократии не будет. Будет цирк с флажками и обольщение имиджем и сувенирчиками к выборам, типа засыпать яму на дороге за деньги, собранные с населения же. Демократия – это не когда народу иногда делают то, что он просит или даже требует. Демократия – это когда народу никогда не смогут сделать того, чего он не хочет, прикрываясь словами «вы же нас выбирали, вы теперь должны доверять». И в этом плане европейский опыт нам ничего не дает. Евросоюз – это тюрьма народов, где страну, которая захочет жить по-своему, лишат инвестиционной пайки.