Ответ империи - Олег Измеров

– У меня электровафельница, и я сделала трубочки с кремом.

– Слушай, ну неудобно как-то… Я чувствую себя альфонсом.

– Посмотришь мне радио на кухне. А то, когда крутишь ручку, трещит и пропадает.

Чисто советский способ строительства отношений – это когда мужчина поможет одинокой женщине отбить хлеб у служб сервиса. В то время как нынешние конструкторы бытовой аппаратуры сознательно делают так, что из-за копеечной неисправности приходится выкинуть пару тысяч, они, помимо всего прочего, разбивают будущие семьи.

Кухня обернула Виктора домашним теплом. Шумел закипающий чайник, а его своим легким гулом подбадривал холодильник. На кухне, конечно, можно завести УКВ-приемник и выбирать станции по своему усмотрению; но старый добрый динамик меньше напрягает мозги, так что у многих этот скромный предмет еще прописан.

Динамик был стилизован под колонку от компа. Виктор раскрутил саморезы задней стенки: под ручкой громкости торчал обычный пленочный резистор.

– У тебя нет спиртового растворителя?

– Есть. Из набора пятновыводителей.

– Подойдет.

Виктор открутил резистор и, разогнув лапки, снял крышку: по темной проводящей дуге ходил желтый контакт. Виктор капнул внутрь спирта и покрутил ручку туда-сюда.

– И это поможет?

– Должно. Правда, потом опять надо будет очищать.

– Так просто? Я думала, ты что-то менять будешь.

Он молча собрал динамик и, воткнув его в сеть, повертел громкость. Тресков не было.

…– Указом Президента СССР Григория Васильевича Романова, – забормотал обрадованный динамик, – в СССР вводится должность вице-президента. Тем же указом на должность первого вице-президента СССР назначен Руцкой Александр Владимирович, ранее занимавший…

– Тебя это тоже удивляет? – спросила Инга.

– То, что исправлен? – осторожно ответил Виктор вопросом на вопрос. Назначение Руцкого вице-президентом при Романове, откровенно говоря, его просто ошарашило своей неожиданностью. «Что-то у них там началось», – подумал он.

– Нет, указ.

– Как-то не слышал, чтобы об этом раньше говорили.

– Да я тоже удивилась. С одной стороны, Руцкой человек популярный, часто по телику показывают, но он же последнее время оборонно-спортивную работу курировал. Как об организаторе, о нем ничего не слышала. Опять какие-то игры, как в восемьдесят третьем. Ты как считаешь?

«Как я считаю? Если здесь не было Афгана, стал ли Руцкой Героем Советского Союза? Или летчики там какую-то помощь оказывали? Или еще где-то в горячей точке? Кстати, насчет Героя в указе не сказано»…

– Знаешь, Инга, я, наверное, слишком увлечен работой и мало смотрю политику. Даже, например, не знаю, почему по радио так часто передают японскую музыку, а не нашу.

– Ну, это элементарно, – она пожала плечами, – члены Союза композиторов не хотят сочинять музыку для булочных, это у них такой пассивный протест. В ЦК подымались вопросы, чтобы принять меры, но, говорят, Романов сказал: «Не хотят писать для магазинов, пусть не пишут, лишь бы антисоветского не сочиняли». Вот японскую и гоняют.

– То есть он за них заступился.

– Ну, он вообще-то довольно строг. Например, выступил, чтобы артисты не скрывали своих фамилий псевдонимами.

– Это в этом смысле?

– Наверное… Все, чай готов, садись.

«Что же там все-таки разыгрывают, – размышлял Виктор, прихлебывая из просвечивающей ломоносовской чашки какой-то новый, пахнущий лимоном, яблоком, мятой и какими-то травами чай. – Зачем Романову Руцкой? Придать себе вес? Весу у него и так хватает. Нейтрализовать фигуру, которой может играть оппозиция? Назначив на декоративный пост? Если этот пост декоративный, а не как в США. Хочет продвинуть как преемника? Сомневаюсь. Хочет попугать Запад? Дескать, попытаетесь меня скинуть, будет хуже? Но у них скоро выборы. Может, Штаты хотят до выборов устроить дворцовый переворот? Но как?»

– Ну и как там закончилось с паспортом?

– Взял и отнес на проверку в паспортный стол.

– И там сказали, что не фальшивый?

– А ты откуда знаешь?

– Когда он говорит, что ничего фальшивого не предлагает, – это правда.

– Но это все равно нарушение.

– А это твоя забота? Если милиция не против, тебе что, больше всех надо? Просто Егор Николаевич умеет то, чего другие не могут. И помогает другим.

«Чисто женская бытовая логика. Если человек произвел впечатление, значит, все, будет оправдывать», – подумал Виктор и хотел перевести разговор на другую тему, но вопрос разрешился сам собой: что-то запиликало, и Инга полезла в сумочку, что висела за спинкой стула. «Молния» чуть заела, Инга за что-то зацепила ноготь и потрясла пальцем в воздухе, затем на свет появился желто-черный мобильник, плавно зауженный по краям и похожий на дамскую туфельку с коротким выпирающим рогом антенны.

– Да! Файл у меня. Сегодня буду работать, завтра скину.

– Слушай, я, наверное, отвлекаю? – спросил Виктор, когда она закончила.

– Странный… Я специально сказала, чтобы нам не мешали. – Она улыбнулась и кинула трубу обратно в сумочку. – Да, слушай, у тебя не найдется разменять серебро на медные? Меня просили для аппликации. Лет десять назад на этом буквально помешались, но кому помогает, кому нет…

– Да пожалуйста, я и так могу дать, – и Виктор вытряхнул из кармана несколько медяков, – только вот эту оставь.

– А что это? – Инга вдруг моментально поднялась со стула, легким порывистым движением взяла трехкопеечную, ту самую, из библиотеки, и поднесла поближе; вдруг глаза ее расширились, и она ахнула, глядя на медный кружок, монета выскользнула и покатилась по полу. По счастью, она покатилась в сторону Виктора, который успел задержать ее ногой и на всякий случай тут же кинул обратно в карман.

– Что это? Откуда это у тебя? – взволнованно спросила Инга.

– Нашел. Это амулет, на счастье, так что не проси.

– Но… Я не прошу, с чего ты взял… Одна монета ничего не решает… – Она уже овладевала собой и даже улыбнулась, но глаза с черными, удлиненными тушью ресницами еще были широко раскрыты, и в их глубине Виктор заметил испуг. Он инстинктивно поднялся со стула: опасность лучше встречать стоя.

– Инга… ты чего-то боишься?

– Нет, что ты… просто она неожиданно упала… выскользнула из пальцев… чего я могу бояться, когда рядом со мной ты? – Она широко улыбнулась, ее правая рука легла на плечо Виктора, скользнула выше, и пальцы нырнули в его волосы.

– Эх, Инга, Инга… – почему-то вырвалось у Виктора. Он тоже положил руку на ее шею, на объемный узор шерстяных нитей свитера, и, словно играя, чуть нагнул ее к себе. Инга без сопротивления подалась вперед, и Виктор почувствовал запах ее светлых волос; затем она подняла лицо вверх и посмотрела ему в глаза ласково и печально. Он увидел, как расширяются ее ноздри и начинают играть уголки рта, казалось, под ее кожей идет борьба инстинктивного страха и внезапного, случайно вспыхнувшего стремления, и она балансирует на тонкой грани, когда еще все можно превратить в игру, в шутку… Легкое движение Виктора навстречу Инге заставило ее чуть отпрянуть, но, как только он чуть остановился, ее пальцы, казалось, вопреки ее собственной воле, начали сильнее притягивать его к себе. Казалось, так продолжается вечность; наконец Инга словно соскользнула с ледяного гребня, на котором могла удерживать равновесие, ее лицо приблизилось, и ее губы робко захватили нижнюю губу Виктора, ее левая рука скользнула по его плечу, и она, разгораясь все больше, прижалась к его губам.