Где живет моя любовь - Чарльз Мартин

Я промолчал.

Мэгги кивнула и подобрала с земли опавший цветок.

– Он все еще красивый.

Я посмотрел на нее.

– Да. Очень.

Больше мы не разговаривали, а еще минут через пять вернулись к дому. Мэгги вошла в него следом за мной, последним шагал Эймос. Ей хватило мужества заглянуть в детскую и даже постоять там немного. Положив руку на обугленную кроватку, она покачала головой и, повернувшись, направилась в нашу бывшую спальню, где вместо крыши хлопал на ветру синий пластик, а под ногами хлюпала вода. Здесь Мэгги тоже провела несколько минут, потом глубоко вздохнула и, вернувшись в коридор, взяла меня под руку.

– Эймос… – проговорила она и, оглядевшись по сторонам, ткнула его в грудь пальцем. Ее голос неожиданно зазвучал громко и решительно: – Эймос, ты должен поймать подонков, которые сделали это с моим домом. Ты слышишь?!

Эймос кивнул:

– Да, мэм.

Он вышел из дома на крыльцо, а я положил в багажник его пикапа огромный арбуз.

– Тебе нетрудно будет завезти его Винсу? Я ему должен.

Эймос кивнул, сел за руль и уехал.

– Сколько ты ему должен? – спросила Мэгги и, прищурившись, пытливо посмотрела на меня. – И за что?..

Я сходил в свой «кабинет», принес ружье и показал ей укороченный ствол. Объяснять мне ничего не пришлось – Мэгги все прекрасно поняла.

– Помнишь, как им пользоваться? – спросил я, протягивая ей «винчестер».

Она кивнула, и пока я расставлял на лужайке самые мелкие арбузы, загнала в патронник патрон.

Я еще раз взглянул на мишени и на находящееся за ними кукурузное поле, которое в этом месте имело ярдов восемьсот в ширину и упиралось в реку.

– Давай.

Мэгги вскинула ружье к плечу, щелкнула предохранителем и нажала спуск. Грохнул выстрел. Один из арбузов разлетелся на тысячу зеленых и красных ошметков, и испуганный Блу опрометью метнулся под веранду. Мэгги передернула затвор, выбрасывая дымящуюся гильзу, и, вернув мне «винчестер», медленно пошла к амбару.

Я предложил Мэгги переехать в гостиницу, но она самым решительным образом отказалась. Что ж, другого я и не ждал. Восстановить электроснабжение дома и прибить на место оторванные двери мне удалось довольно быстро. Телефонная линия и канализация все еще действовали, однако жить в доме все равно было нельзя. Тем не менее я все же согласился остаться, но при одном условии.

– Чур, я буду убираться, а ты будешь только отдыхать, – сказал я.

Понимая, что ей еще не по силам заниматься ремонтом, Мэгги не стала спорить.

– Я поставлю кофе, – предложила она, когда мы вернулись в прокопченную кухню.

Я кивнул и, пока Мэгги разыскивала уцелевшую посуду, проник в свой «кабинет». Поддев половицу кончиком ножа, я достал из тайника железную коробку и открыл крышку. У меня сразу отлегло от сердца, когда я убедился, что моя рукопись, тщательно завернутая в плотный пластиковый пакет, не пострадала. Это было вдвойне удивительно, поскольку тайник находился ниже уровня пола, щедро залитого водой; должно быть, старый «сейф» действительно оказался не только несгораемым, но и водонепроницаемым.

Мне понадобилось почти два дня, чтобы вытащить из дома сгоревшие, промокшие и сломанные вещи. Все ненужное я свалил на заднем дворе в большую кучу. На третью ночь мы ее подожгли и поджарили на огне суфле из алтея.

Много лет назад, во время последних перед поступлением в старшую школу летних каникул, Папа разрешил мне переоборудовать свободное пространство под крышей амбара, где раньше хранилось сено, и устроить там комнату по своему вкусу. Это была первая в моей жизни возможность проявить самостоятельность. Мы поставили стену, проре́зали окно, уложили термоизоляцию, закрыли ее листами гипсокартона, закрыли дощатый пол циновками и даже установили кондиционер, который мог подавать не только холодный, но и теплый воздух. На «гаражной распродаже» в городе мы купили кое-какую подержанную мебель – в том числе полутораспальную кровать на столбиках, которая выглядела так, словно когда-то украшала собой покои русского князя. Несомненно, такая кровать была, пожалуй, слишком экстравагантной для нашего захолустного Диггера, но за нее просили всего двадцать долларов, что более чем соответствовало моему скудному бюджету. В итоге моя комната оказалась обставлена очень неплохо, и, находись она где-нибудь в Нью-Йорке, ее можно было бы сдавать за очень приличные деньги.

После того как мы с Мэгги поженились, я использовал свою бывшую спальню главным образом как склад ненужных вещей, но поскольку в доме теперь жить стало невозможно, это был наш единственный вариант, и я снова засучил рукава. Мы вытащили оттуда всю старую мебель и ящики с барахлом и повесили потолочный вентилятор. Для кровати мы приобрели относительно новый матрас и даже купили Блу новую лежанку. Потом я законопатил несколько самых широких щелей в полу, покрыл стены свежей краской, уложил на пол новый ковер и заменил приставную стремянку нормальной лестницей со ступенями. Ванная комната представляла собой узкую кладовку с тонкими стенками, куда, несмотря на наличие унитаза и раковины, все же мог втиснуться один человек. Канализационные трубы я как следует укрепил, прокладки поменял, а в бачок установил новый сливной механизм, так что унитаз больше не подтекал. Над раковиной я повесил сорокаваттную лампочку. На все эти работы ушло около трех дней, после чего в нашей крошечной квартире вполне можно было жить. Понятно, она была совсем не такой просторной, как наш дом, однако у нее имелись и свои плюсы. И едва ли не главным из них было то, что из глядевшего на восток окна, находившегося к тому же высоко над землей, открывался прекрасный вид на реку, протекавшую почти в миле от фермы, а подобным может похвастаться далеко не каждый дом. Я даже специально развернул кровать так, чтобы Мэгги не пропустила ни одного восхода. Каждое утро, когда за рекой вставало солнце, кукурузное поле окутывалось романтичной жемчужно-серой пеленой поднимающегося тумана, при взгляде на которую у меня невольно захватывало дух. Под лучами солнца эта дымка понемногу отступала, пятилась и, словно волной охватывая стены амбара, поднималась все выше, слегка туманя оконное стекло, пока в конце концов не исчезала без следа, и тогда в окно врывался ласковый свет раннего утра.

Еще нам нужен был душ, но эта проблема решалась сравнительно просто. На первом этаже, рядом со стойлом Пи́нки, я соорудил простенькую душевую кабинку из прозрачной пленки, а вместо пола использовал старый деревянный поддон из-под кирпичей, чтобы обеспечить хороший дренаж. Пропущенный через окно садовый шланг я снабдил насадкой с вентилем, повесил на стойку кабинки осколок зеркала, который отражал примерно половину моего лица, когда я брился, и душ был готов. Разумеется, вода в нем была в лучшем случае прохладной, а в худшем – просто холодной. Только к полудню солнце нагревало проходящий вдоль наружной стены шланг настолько, что из сетчатой лейки в течение примерно пяти минут текла почти теплая вода, однако Мэгги каждый раз успевала меня опередить, так что душ я принимал в основном такой, что моя кожа тут же покрывалась пупырышками озноба. Я, впрочем, не возражал. В конце концов, Мэгги теплая вода нужнее, а я потерплю.