Как выжить в современной тюрьме. Книга вторая. Пять литров крови. По каплям - Станислав Симонов

Дальше события развивались так: нашли брата того самого «мертвого братана», объяснили ему тему и направили к мамане. Маманя тут же собралась ехать в больницу. Брат «мертвого братана» ударился в панику. Ехать-то некуда. Еле отбились. В итоге сто гривен, как одна копеечка, у нас образовались. Правда, сверх обещанного пришлось брату «мертвого братана» заплатить еще две пачки сигарет. Но это нормально, он же с маманей пять часов работал, аж взмок. И при этом надо понимать, что такой дар убеждения у человека — это редкость. Маманя так прониклась, что без звука выдала деньги. Он потом рассказывал, что настолько сам поверил во всю историю, что они с маманей даже всплакнули. И когда у мамани началась истерика, он ее в чувство приводил.

Кололи мы эту сотню два дня. Хорошо было, товар попался качественный. Потом я Санька потерял, у него седьмой передоз приключился. А у меня другая тема возникла — металл. У нас в городе металла уже не осталось, брать нечего. Сняли все, вплоть до крышек от канализационных люков и колец, на которых они стоят. Власти, правда, подсуетились и заменили их на деревянные. Но иной раз нет-нет, да и кто-нибудь туда проваливался, когда нет света.

А вот на электростанции, там металл еще есть, и мы иногда его оттуда скусывали. Иной раз даже те провода, что под напряжением. Хороший заработок. Однажды даже на восемь часов весь город без света оставили, но при этом очень хорошие лавешки подняли. Правда, вся моя доля ушла на этих пидоров-врачей, у сестры выкидыш случился. Поскольку она на сохранении лежала в клинике, а там из-за отсутствия света чего-то не сработало и ребенка ее сохранить не удалось. Короче, им бы лишь деньги тянуть с людей. А денег-то уже нет, и металла нет. И работы давно уже нет. Все развалилось.

Раньше много чего было, и трубы делали, и ботинки шили, и шахта работала, и запчасти к самосвалам делали. А сейчас все, пустыня. Все разъехались, а кто не разъехался, носится по городу со всякой ерундой: белье, кофемолки, мясорубки — лишь бы продать. Ломбарды этой чепухой все забиты. Но мне они уже не интересны, так как после знакомства с Саней, точнее, с его мамой, а точнее, после приезда ментов и скандала с маминым плащом, который Саня заложил в ломбард, и еще с теми пятью якобы золотыми цепочками, что Саня впарил маме, а они оказались не золотыми, но мама купилась и потащила в ломбард, а там ее плащ висит, как родной, уже на продажу. Короче, меня и еще одного бедолагу к ломбарду не подпускают. А если Санька видят в радиусе ста метров от ломбарда, то вообще ни у кого ничего не берут.

Ничего, вот Санька подлечат, если он не крякнет, я освобожусь — еще что-нибудь замутим. Парень-то он башковитый, подвижный и всегда полон идей.

— Нет, с подельниками я не работаю. Один мне сказал: сделал дело, вали «поддела». Правильно сказал, а я этого не люблю и не хочу, так что работаю один. Технических приспособлений тоже не люблю. «Мальцами» не работаю, не умею, а в основном работаю через балкон. Второй, максимум третий этаж. Первый — решетки и сигнализация. А четвертый уже опасно, можно упасть. Мне вторых этажей хватает. Зайдешь по-быстрому, возьмешь — и назад. Быстро, чисто и нехлопотно. Первый раз я на холодильнике спалился. Зашел, туда-сюда и давай набирать: взял мелочь, смотрю, тихо. Потом вещи покрупнее, потом телек, видак — короче, залез в холодильник, а он ломится от продуктов, ну, думаю, надо перекусить. Сел, тарелку набрал, а там коньяк хороший был, такая богатая этикетка. Выпил, закусил, еще выпил-закусил, чувствую, пора. Спустил я этот чертов холодильник, но пока спускал, спалился. Взяли меня на факте, а в кустах еще полквартиры заныкано. Сгубил меня этот холодильник, будь он неладен, еб его мать. А в этот раз по-другому было. Залез, дверь балкона отжал, вошел, шмонаю тихонько. Тут в дверь звонок. Смотрю в глазок, а там менты. Вот, думаю, черт, сигнализацию просмотрел. А она, оказывается, на балконной двери была. Я на балкон, а мусор мне снизу фонариком светит. Я постоял, типа не при делах, назад смотрю в глазок — ничего. Открываю дверь — меня и приняли. С тех пор я холодильники не люблю.

5 декабря. Опять адвокат поманил средой, но я уже не верю.

— Рай, рай! Мы попали в рай, как яблочко. Что еще надо? Спи сколько хочешь, кормят огурцами и салатами, прямо как в больнице, рай, прямо попали в рай.

6 декабря. У мордвина-мокша с лица не сходило выражение, что он чувствует по отношению к себе явный обман, но не может понять, в чем суть этого обмана и кто именно его обманывает.

7 декабря. Короткие дни и длинные, длинные ночи. Время шуршит, сыплется, тянется, ползет, стекает, дробится. Люди и их беды с их уже полученными сроками входят, и через две недели время их растворяет. Суждено ли мне с кем-нибудь встретиться? Неизвестно. Подавляющее большинство сыплется, как песок в щель между плитами моей жизни и исчезнет, канув в тягучее время.

Когда он улыбался, и без того выдвинутая челюсть выезжала вперед, как ящик из комода. Язык просовывался сквозь зубы, а оттопыренные уши наезжали на щеки. Сходство его с бесом было настолько разительным, что глаз невольно искал хвост.

Извилин в голове его было всего две, но такие сложные, что своим переплетением образовывали кельтский узор.

Семен Скляренко так же похож на Валентина Иванова, как ишак похож на арабского жеребца. Речь идет о романе «Владимир». Сразу видно великую хохлятскую литературу.

В голове его тяжело переворачивались по-мордвински неуклюжие мысли, такие же неуклюжие, как и он сам. Проживая под одной крышей с мордвином, отлично понимаешь, почему Петр Первый в свое время менял их на гвозди.

16 декабря. Заехал «вскрывальщик», тот самый, у которого левая рука вся в шрамах, встреченный мною на Матроске и готовый вскрыться по любому поводу. Теперь у него были другое имя и другая фамилия. Меня он не узнавал. Интересный парняга, подумал я.

Смерть нескольких младенцев в Тибете считается меньшим злом, чем жизнь нескольких неизлечимых инвалидов. Младенцев подвергают суровым испытаниям. Окунают голышом в ледяную воду. Жизнь детей тяжела, и выживает только сильнейший.

Читаю Коран, там всего 114 сур. Крайне темная, путаная и противоречивая книга. Если Библию явно списали с Торы, то Коран, совершенно очевидно, вырос из этих двух книг.

Глядя на него, неотступно преследует мысль, что ему недавно сбрили бакенбарды, его лицу их недоставало. Человек с бакенбардами, но без бакенбард.

В его лице было что-то от клинического дебила, хотя очевидных признаков не наблюдалось. Либо он уже переболел этой болезнью, либо она еще ждет его впереди.

Если у человека в тюрьме нет явного физического изъяна, то он либо наркоман, либо случайно попавший в систему. Хотя не исключено, что изъян может быть у него в голове.

Мизинцы и безымянные пальцы на ногах деда практически отсутствовали. Казалось, их отрубили очень давно, сразу после рождения.

2 декабря. Похоже, придется встречать Новый год здесь. Телевизора нет, радио нет, с телефонами большая проблема. Наша хата географически оказалась в стороне от «основной дороги». Трасса проходит через окно коридора, и любой запрет можно буквально ухватить рукой из открытого окна, что очень затрудняет процесс движения этих запретов.