Квартирник - Роман Феликсович Путилов

по груди, прикрытой толстой тканью на ватине. От тряски голова взорвалась новой вспышкой боли, я не совладав с собой. Махнул рукой.

Кто-то вскрикнул, в воздухе мелькнули чьи-то ноги, и тело агрессора улетело за боковую спинку дивана, откуда, после грохота, раздалось тоненький скулеж.

— Кто это? — я не мог в темноте разглядеть, кто там скулит.

— Это я, Нина.

— А какого Гондураса ты здесь делаешь?

— Я тебе звонила целый день на все номера, что они завтра деньги повезут, а ты не отвечаешь. А теперь пьяны здесь валяешься. И меня ударил. И-и-и! — Нина, выдав мне необходимую информацию, продолжила ныть.

— Подожди. Не плачь. Извини. Я не пьяный, просто меня ваш главбух отравой какой-то угостила.

— Врешь ты все! Выпил и признаться не хочешь, как и все мужики. И-и-и.

— Я перед тобой оправдываться не собираюсь, мне реально что-то подсунули. Давай дальше. Откуда ты узнала, что они завтра деньги повезут.

— Меня на работу вызвали. Они телетайп запустить не могли, меня позвали. Сообщение было на какой-то химзавод, заместителю генерального директора, что они завтра вечером приедут на заводскую базу отдыха.

— Понятно. Давай, помоги мне подняться и дойти до машины.

— Ты же пьяный, как ты поедешь?

— Вот не поверишь, я последний раз пил неделю назад. Давай руку, помогай.

Добросив Нину до дома, я поехал к себе. Надо было подготовится к завтрашнему мероприятию и хоть немного отлежатся.

Утро было относительно теплым, «Запорожец» завелся сам, без утомительных танцев с паяльной лампой или иными волшебными палочками. Дорога до закрытого города «Томск — семь» была одна, поэтому мимо моей засады приметная «девятка» алого цвета незамеченной проскочить не могла. Около девяти часов утра, когда я в очередной раз протирал лобовое стекло «горбатого» водкой, чтобы хоть какое-то время оно не запотевало, на серой полоске асфальта мелькнуло красное пятно. Я вскочил в свою голубую «молнию» и пристроился сзади, держа приличное расстояние. По причине утра воскресенья зимнего дня, дорога была пустынной, мне приходилось держаться на грани видимости. Я, нежно касаясь педали газа, прошел очередной поворот и увидел на дороге столпотворение.

Красная «девятка» ткнулась мордой в колесо замершего поперек дороги потасканного «ГАЗ-пятьдесят два», с бежевой кабиной. Несколько человек стояло возле машин, о чем-то споря и размахивая руками.

Мне поздно было тормозить, поэтому я медленно проехал мимо места дорожно-транспортного происшествия, надеясь, что через замороженное стекло Привалов, стоящий перед двумя колхозного вида мужиками, в темных, латаных телогрейках, и что-то агрессивно им доказывающего, меня не узнает. Метров через триста на трассе был новый поворот, скрытый густым сосняком, а за поворотом у припаркованного на обочине белого «москвича» стоял человек, напряженно выглядывающий из-за деревьев. Он равнодушно мазнул по мне взглядом и снова высунулся, что-то высматривая там, откуда я только что приехал. Меня насторожила одинаковость мужиков. Этот, третий, был очень похож на тех двух в телогрейках, что разбирались с Приваловым. Я сбросил скорость, уставившись в зеркало заднего вида. Через двести метров я развернулся — за это время мужик в телогрейке, бросил свой пост, прыгнул в «Москвич» и умчался в сторону ДТП. На обочине, где топтался наблюдатель, лежало очень много окурков. Было ощущение, что человек курил здесь несколько часов. Я осторожно выглянул из-за деревьев и присвистнул — по заснеженному проселку, куда то, в сторону бесконечных холмов, двигалась коротенькая колонна. Впереди пробивал дорогу грузовик, за ним следовала новенькая, красная «Девятка», корму которой подпирал «москвичонок». Вот и конкуренты. Представить, что Привалов, имея мешок денег и красавицу — любовницу в салоне, добровольно поедет с незнакомыми мужчинами куда то в поля, я никак не мог. Сунув руку под сидение, я нащупал сверток — самодельный револьвер под «мелкашечный» патрон. Семь маленьких свинцовых пуль робко выглядывали из короткого барабана мягкими серыми головками, а на случай моего косоглазия, мне на заводе, по образцу, выточили еще один барабан. Получив бутылку водки и десять рублей, фрезеровщик, невинно хлопнув глазами, уточнил, правильно ли он понял, что это разбрызгиватель на дачный шланг, для хорошего полива. Я восхитился проницательностью пролетария, подтвердив, что, скорее всего, он прав, заказчик — бабуля, а она фанатичная дачница.

На перекрестке с проселком я затормозил и задумался, как рыцарь на распутье — ехать в бесконечную даль заснеженных полей, на древней машине, с ненадежным и насквозь криминальным оружием — можно потерять и оружие, и «коня», да и жизнь тоже. Трое, как минимум бойцов против меня, и красная «ксива» тут не спасет — прикопают в снегу радом с «комсомольцами» и не факт, что весной найдет какой ни будь тракторист. А даже если найдет, мне от этого легче не будет, а вторую жизнь ценишь гораздо больше, чем первую. Разум дал команду включать заднюю передачу и двигать в город, все равно, всех денег не заработаешь, но примятая колея почему-то двинулась навстречу лобовому стеклу и заслуженный «горбатый», против моей воли, стал усиленно загребать снег задними, косолапыми, колесиками и уверенно двинулся вперед.

Я смирился с самовольным поступком машины и стал плавно крутить «баранку», опасаясь слететь с проторенного грузовиком пути. Доезжая до склона очередного холма, я останавливал машину, бежал вперед и осторожно выглядывал, потом возвращался и ехал до очередной возвышенности, уверенный на сто процентов, что противник не оставлял ни арьергард, ни заслон на своем пути. Так мы ехали пять километров, наконец, на очередной холме я самоуверенно шагнул на вперед, чтобы тут же, в панике, рухнуть в холодный снег — в трехстах метрах от меня, сразу за холмом. Стояло небольшое здание, окруженное какими-то сооружениями и покосившимся забором. Радом с забором гуськом замерли три автомобиля, а на крыльце чернела фигура в фуфайке. Я осторожно приподнял голосу. Машины у дома тарахтели, их никто не глушил. Наверное, тракторный звук движка «москвича» заглушил тарахтение моего агрегата. Кроме мужика на крыльце, в пределах видимости никого живого видно не было. Я сунул в карман меховой куртки револьвер, во второй карман — запасной барабан и пошел вправо, в обход дома. Полз я около получаса. Где-то снег держал меня, а где-то проваливался, заполняя бодрящей ледяной влагой высокие ботинки. Я падал на живот и выползал из снежной ловушки, либо как цапля, до пояса задирал ноги, опасаясь оставить обувь в глубине снежного покрывала. Я смог незамеченным подобраться к глухой стороне домика. Это была старая метеостанция, во всяком случае какие-то пропеллеры и металлические ящики на высоких ножках, во дворе, присутствовали.