Дикие нравы - Максим Михайлов

— Идем, конечно, идем… Вот прямо сейчас и пойдем… — зачастил, засуетился Ремиз, угодливо замирая перед ним в нелепом полупоклоне. — Вот прямо сейчас и пойдем… Да… А как же…

Макс слишком поздно понял, что произойдет дальше, и не успел среагировать на быстрое движение сзади. Он еще только разворачивался к возникшей за спиной угрозе, когда на его голову с силой опустился кованый затыльник автоматного приклада. Удар был страшен. Окружающий мир взорвался изнутри, лопаясь по швам, выплескивая из себя мутную чернильную тьму. Макс еще успел почувствовать, как бросившийся ему в ноги Ремиз, заваливает его продолжающее каким-то чудом стоять тело вниз, на траву, а потом его настиг очередной удар. На этот раз кажется каблуком ботинка в висок, и сознание оставило его окончательно.

Очнулся он от жуткой тряски. УАЗ буквально летел по разбитой дороге, подпрыгивая на каждой колдобине и безбожно скрипя перегруженными рессорами. Максим осознал себя лежащим на железном полу собачьего отсека с неестественно вывернутыми за спину руками. Впрочем, это он определил скорее зрительно, потому как сами затекшие от неудобной позы руки полностью потеряли чувствительность, и в первый момент ему вообще показалось, что они, как таковые, отсутствуют. Голова буквально взрывалась болью после каждого толчка подлетевшей на очередной кочке машины. С трудом, подтянувшись всем телом и все-таки после долгих усилий придав себе сидячее положение, он осмотрелся. Первым, кого он обнаружил, оказался скрючившийся на полу собачника Андрей. Руки ООНовца были также стянуты за спиной узким брезентовым ремнем. А под глазом набухал багрово-синим цветом роскошный синяк. Похоже, он тоже решил оказать сопротивление везущим их теперь невесть куда уголовникам. Андрей в отличие от него самого в себя еще не пришел и его голова безвольно моталась в такт колыханиям пола, гулко стукаясь о железо. Оба уголовника, Ремиз и Рашпиль, вольготно развалились на заднем сиденье машины, при желании Максим мог бы дотянуться до их бритых затылков. Они о чем-то тихо переговаривались между собой, но услышать, что именно они говорят, мешали завывания мотора и гулкий шум крови в висках. Других машин вокруг видно не было, да и дорога не слишком походила на ту, что вела к взлетной полосе, та спускалась с плоскогорья и ныряла направо, вдоль самой кромки джунглей, а сейчас тропический лес стоял стеной с обеих сторон узкой грунтовки. Все это отчаянно Максиму не понравилось. Он не понимал, что собственно происходит, и это было страшнее всего, невозможность верно сориентироваться в происходящем мешала строить какие-то планы спасения, рождала противное ощущение собственной полнейшей беспомощности и обреченности. Однако, что-либо предпринять теперь уже было жизненно необходимо, иначе ситуация грозила стать полностью неуправляемой, она и так уже судя по всему стремительно приближалась к запланированному неведомыми недоброжелателями финалу. А в том, что уголовники отнюдь не питают к нему добрых чувств сомневаться уже не приходилось.

— Эй, бамбук, — напрягая горло, просипел Максим, толкнув плечом в спину фиксатого.

— О, гляди, очухался! — с веселым удивлением развернулся тот в полоборота на заднем сиденье УАЗа. — Я же тебе говорил, Ремиз, эти твари живучие, так просто не прихлопнешь!

— Курить дай! — не обращая внимания на издевательский тон уголовника, потребовал Максим.

— Ага, щас прям, разбежался! — скривился тот. — Перетопчешься, лупень! Здоровым помирать приятнее!

— Ладно, дай ему напоследок, — вмешался молчаливо наблюдавший за происходящим Ремиз. — Последнее желание, святое дело…

— Вот ты и давай, раз такой добрый, — зло огрызнулся в ответ фиксатый. — У меня курево не казенное!

Ремиз осуждающе поглядел на него, но ничего не сказал. Вместо этого полез в нагрудный карман своей камуфляжной куртки и долго ковырялся в нем пальцами. Наконец выудил измятую, выгнутую дугой сигарету с фильтром и, потянувшись через спинку сиденья, всунул ее в губы Максиму. Тяжело вздохнув, щелкнул у него перед носом зажигалкой, дождался, пока табак разгорится, и с отчетливо слышимыми в голосе нотками сострадания произнес:

— Кури, паря, кури… Вишь, как жизнь-то поворачивается, кому орел, кому решка…

Максим с жадностью втягивал в легкие горький табачный дым. У него правда тлела смутная надежда, что ему, прежде чем дать сигарету, освободят руки, но до такой степени конвоиры осторожность не потеряли. Но и так маневр принес свою пользу, по крайней мере, теперь точно было ясно, что везут их не на мифический самолет для отправки в Кигали, а просто подальше в джунгли, где без помех можно будет прикончить и спрятать трупы, а там и концы в воду. Никому из охранников прииска никогда не придет в голову слишком уж интересоваться судьбой неудачника лишившегося работы и отправленного на «большую землю», особенно если учесть, что и пробыл-то он в коллективе всего чуть больше месяца. А про ООНовца и вовсе говорить нечего, до него никому никакого дела. Был и сплыл, делов-то! Горло запершила очередная глубокая затяжка, все же курить без помощи рук не самое приятное дело, дым так и норовил пойти не в то горло, а после каждой затяжки приходилось старательно щурить слезящиеся глаза. Однако первая за день сигарета все равно самая вкусная, в голове плеснулась легкая волна эйфоричного опьянения, будто сто грамм без закуски треснул. Сейчас это было, кстати, хоть ненадолго унялся тяжелый гуд бьющейся в виски крови. Наконец распухшие потрескавшиеся губы втянули вместо табачного дыма горькую химию горящего фильтра, и Максим сильным толчком языка выплюнул окурок на дно собачника, придавив на всякий случай подошвой ботинка.

— Спасибо, — выдохнул он в стриженый затылок Ремиза.

— Не за что, — не оборачиваясь, буркнул тот.

— Слушай, — не отставал Максим. — А откуда вы такие взялись? Что-то я вас раньше в лагере не видел?

— Ты много чего не видел! — издевательски хохотнул второй конвоир. — Мы специальная команда, лупень! Именно для таких случаев… Специально ради вас вчера бортом прилетели. А как ты думаешь, без службы безопасности ни одна контора не обходилась! Ты нас не видишь, зато мы всех видим, и про всех знаем, втянул?

— Втянул, — сговорчиво закивал Максим. — Только не понятно все равно, какой борт, если расписание полетов надо за месяц с пограничниками согласовывать?

Сейчас следовало как можно больше говорить, втягивать в разговор этих покрытых тюремными наколками мужиков, создавать иллюзию психологической близости, тесного общения. Мало того, что это может дать какую-то полезную информацию, которую так или иначе удастся использовать, так еще и создает некую связь между будущими убийцами и их жертвой. Некий порог, который уже труднее будет перейти. Гораздо проще выстрелить в затылок совершенно незнакомому человеку, чем тому, с кем только что почти по-дружески трепался, коротая дорогу. Когда наступит решающий момент, именно это может дать хотя бы маленькую заминку в доли секунды, перед тем, как этот самый фиксатый нажмет на спуск. Незначительные доли секунды, которых не замечаешь в обычной повседневности, те самые от которых иногда зависит сама жизнь…

— Э, родной… — начал было фиксатый.