Звездный час адвоката - Наталья Борохова

Сколько может длиться дорога с берега загородного озера до окраины города? Мне казалось, вечность. Час растянулся во времени, превратившись в миллион мелких воспоминаний, упакованных в минуты. Я благословляла утренние пробки и мечтала о каком-нибудь страшном автомобильном заторе, который парализовал бы движение на магистрали в обе стороны. Но машина неумолимо двигалась вперед, красноречиво свидетельствуя о том, что все путешествия когда-нибудь заканчиваются. Я помню, как глядела прямо перед собой через ветровое стекло, не видя бегущих мимо деревьев и ужасаясь тому, что минута расставания очень близка. Мы говорили жадно, словно люди, не видевшие друг друга вечность, и не могли наговориться. Я рассказала ему про школу, про уроки английского, про книжки, которые я пишу; вспоминала какие-то смешные фрагменты из детства, жаловалась на родителей, которые не желали видеть во мне взрослого человека. Он, в свою очередь, говорил о своем родном Вентспилсе, о горах, на которые когда-то поднимался, о последней экспедиции и собаке, которую всегда хотел завести. Мы старательно обходили тему нашей личной жизни, словно она нас не касалась абсолютно. Я не знала, женат ли он, разведен, есть ли у него дети. Он не спрашивал меня о моем муже. Мы оба не говорили об Ольге…

Я показала ему здание специализированной английской школы, в которой преподавала. Мы посмеялись над тем, что, похоже, все здания средних общеобразовательных школ строили по одному образцу и наша скромная гимназия из белого силикатного кирпича похожа на ту, в которой он учился много лет назад, как две капли воды.

Дорога весело петляла в старом пригороде среди домиков и палисадников с яблонями и черемухами, и каждый поворот отзывался во мне болью. Вот, наконец, мелькнула знакомая красная крыша, заросли вишни за белым штакетником.

– Вот мы и дома, – сказала я преувеличенно бодро. – Вернее, здесь я живу со своим мужем.

Наконец я произнесла то слово, которое вертелось у меня на языке уже час. Оно вырвалось у меня легко, словно ничего не могло быть естественнее, чем сообщать мужчине, на которого смотришь влюбленными глазами, о собственном муже. Это «живу с мужем» задержалось в воздухе, повисло между нами, как непреодолимая преграда, не успела я его произнести, а он ничего не сказал, никак на него не отозвался. На душе у меня стало холодно и гадко, словно я сказала нечто противоестественное. Нашему знакомству наступил конец.

Помню, как коротко кивнула ему, прощаясь, как он махнул рукой, не представляя, как следует обращаться с семейной степенной дамой, чей муж, должно быть, смотрит сейчас на них из-за кухонных занавесок.

«Ну, вот! – подумала я обреченно. – На этом все и кончится».

Сейчас он уедет к Ольге, должно быть, она уже проснулась. Они мимолетно вспомнят вчерашнее происшествие. Может быть, даже посмеются, а затем займутся своими делами, словно и не было этого вечера у костра, словно он не нес меня, бережно прижимая к своей груди. Нет, конечно, мы будем иногда встречаться, но не часто, на людях, мимоходом. Мужья должны общаться с подругами своих жен, а в том, что Ояр станет мужем Ольги, я и не сомневалась. Ольга красива, молода и свободна, и она не выпустит его из своих цепких рук. А мне оставалось только жить рядом с ними и радоваться их счастью.

В школе, как обычно летом, шел ремонт, пахло краской, было неуютно, не хватало детских голосов, трелей звонка, топота нескольких сотен ног. Я шла, медленно ступая лодочками среди брошенных на пол газет, залитых известкой, словно для меня было важно, станут ли мои старые туфли еще ужаснее после того, как я заляпаю их белыми пятнами. Откровенно говоря, мне было на это наплевать.

– Девушка, не подскажете, где тут у вас проходит августовский педсовет? – услышала я густой мужской голос и развернулась на каблуках так резко, словно кто-то в ухо заорал мне: «Пожар!»

– Ояр?! – сказала я, еще не найдя его глазами.

Конечно, это был он. Стоя за колонной, в вестибюле, он с улыбкой наблюдал за мной.

– Как хорошо, что ты пришел! – вырвалось у меня – я не успела сообразить, что говорю глупость. Должно быть, его послала Ольга, или он сам нашел меня для того, чтобы… В общем, я размечталась.

Желая сгладить неловкость, я улыбнулась еще раз, только уже не так открыто, как сначала.

– Как Ольга? – спросила я, словно это было для меня важно.

– Наверно, хорошо, – ответил он озадаченно.

Мы смотрели друг на друга, не зная, о чем говорить дальше. Я боялась поверить его глазам.

– Ты не оставила мне выбора, – наконец, сказал он хрипло. – Если бы ты забыла в домике сумочку или зажигалку, у меня хотя бы появился повод тебя еще раз увидеть.

– Но я не ношу с собой сумочки и зажигалки, – пробормотала я.

– Тогда я пришел просто так. Без повода, – пожал плечами он.

– Я этому рада, – сказала я совершенно искренне.

Его глаза светились радостью, как, впрочем, и солнечные морщинки, по-прежнему весело сбегавшие к вискам.

– Ты на машине? – спросил он.

Я покачала головой:

– Нет, ты забыл, что я живу в двух шагах от школы.

– Тогда карета у подъезда. Пошли?

Кажется, я, наконец, стала взрослой. Мне не было нужды задавать ему детские вопросы. Куда мы едем и зачем? Разве это имело значение, когда я готова была направиться за ним на край света?

Теперь я чувствовала себя у него в гостях. Сидя в его машине, на пассажирском месте, я могла, наконец, отвлечься от дороги, не показывать, когда нужно было сделать поворот, не развлекать его болтовней на пустые темы. Я рассматривала его профиль, как старинную греческую монету, а он иногда поворачивался ко мне и улыбался. Меня уже не страшила стрелка на циферблате часов, бегущая по своему замкнутому кругу. Он пригласил меня с собой. Стало быть, о времени можно было не беспокоиться…

Какой дремучей дурой я была, когда заявляла, что все знаю о мужчинах и меня невозможно чем-нибудь удивить! Наш первый поцелуй разбил вдребезги все мои прежние детские представления об этом. Я чувствовала себя человеком, который только начинает жить и познавать науку любви. Будучи девочкой, я целовала плюшевого медведя, подставляла щеку родителям для традиционного поцелуя на ночь, прикасалась губами к губам Валентина, чмокала мужа при встрече и расставании. Все это для меня было неким ритуалом, придуманным не мной и лишенным всякого разумного смысла. Поцелуй ради удовольствия был для меня внове! Я трогала губами его губы, ощущала легкую небритость его щек, впитывала запах его кожи. Мир вокруг меня разбивался на мириады звезд, и я чувствовала себя так, словно при жизни вознеслась на небеса. Нет, не врали книжки, все эти треклятые женские романы, романтические баллады и стихи, воспевая в веках великую человеческую любовь. Я понимала, что умерла и родилась заново! Умерла маленькой девочкой, неопытной молодой женщиной, потерявшей невинность, но так и не осознавшей, почему и зачем это произошло. Возродилась к жизни зрелой женщиной, владеющей своим телом, как необходимым инструментом. Я отдавала любовь и требовала любви, и не могла ей насытиться.