Вьетнамский кошмар - Брэд Брекк

А что ещё им остаётся?

Девушки повели Саттлера и Циммера в свои «спальни». Я тоже пошёл взглянуть. Тёмные комнатушки, в них едва хватало места, чтобы раздеться. Общая задняя стена была из гофрированной жести, между собой спаленки отделялись занавеской, и входы в них тоже закрывались шторками.

Постели состояли из военных коек, на которых лежало по тонкому грязному матрасу. Никаких простыней. Повсюду пятна спермы. Насекомые и грязь.

— Уж вы повеселитесь, ребята, — похлопал я дружков, — похоже, здесь полно паразитов.

— Начихать, — сказал Саттлер и обнял Туэт за талию.

Если б мы не были пьяны, то чувствовали бы себя не в своей тарелке. Вся семья девушек была в сборе, всего в нескольких шагах от комнатушек. Дом Нгуен был немного дальше по улице.

— Я вернусь за вами утром, — помахал я рукой.

— Смотри, не попадись Вьет Конгу, — зевнул Саттлер.

Мы пришли к Нгуен домой и заперли за собой дверь. Здесь было чище: пол — из кафеля, стены — настоящие. Она отвела меня в ванную и выскользнула из платья.

— Эй, Брэд, нравиться? Ты хотеть трахнуться? Ты уже твёрдый?

Она вертелась так и сяк.

— Да, нравится…очень.

Я потянулся к ней, но она отвела мои руки и, без всякого стеснения расстегнув лифчик, скинула его на пол. У неё была маленькая грудь. Потом она сняла чёрные трусики и бросила рядом с лифчиком.

Я стоял и смотрел на неё.

— Эй, ты не хотеть трахаться?

— Да, да…

Я торопливо расстёгивал пуговицы на рубашке. Нгуен толкнула меня на кровать, сняла мои ботинки, расстегнула ремень и мягко стянула брюки.

Мы легли под белые прохладные простыни. Я закинул на неё ногу и почувствовал тёплое, гладкое, мягкое тело. Я сразу забыл жару и грязь за порогом. Прохладное постельное бельё приятно холодило кожу.

Я приник губами к её груди, начал ласкать большие соски, а правой рукой двигался от коленок вверх, к чёрному хохолку.

Пока я елозил ногами по её бёдрам, она схватила меня за член. Я попробовал было проникнуть в неё, но она была туга и суха, как пробка, и сморщилась от боли.

— Эй, чёртов джи-ай! Полегче…

Резкое движение и речь смутили меня.

Я взгромоздился на неё, она широко раскинула ноги, как ворота снарядного склада. Несколько минут игры — и она увлажнилась. Она больше не казалась мне шлюхой. Она была девушкой, которая была мне не безразлична, а я был великий притворщик. Я закрыл глаза и глубоко проник в неё.

Она превратилась в Шарлотту. Мы были где-то на побережье Мэна. Я слышал шум прибоя. Мы лежали на берегу, завернувшись в одеяло, и…

— ООООО!

Вдруг всё кончилось…

Я вышел из транса, дрожа и стеная. Лёг рядом, облегчённый, но не удовлетворённый, и попробовал успокоить дыхание.

Если б то была Шарлотта, мне бы надо было оставаться на ней и делать вид, что мне нравится крепко-крепко прижиматься к ней. Надо было бы привстать на локтях и целовать её, пока б дружок не выскользнул.

Но мне больше нравится по-другому. Люблю отвалиться, лежать, остывать и балдеть от Полового Акта.

Я опустил ноги на пол, тело покрылось испариной и зудело. Я повернул голову — Нгуен держала таз с водой.

— Мыться, — сказала она.

Я опустился в таз. Вода была горячей.

Нгуен отошла в угол и присела на корточки, подставив под себя таз с водой. Спокойно и тщательно стала подмываться.

Это выглядело нелепо. Я не мог себе представить, чтобы так поступила Шарлотта, даже если бы присела над Святым Источником.

Я сказал, что хочу отлить. Нгуен взяла меня за руку отвела к дыре в полу. Сквозной дыре — сразу в канализационную трубу.

Нгуен сказала, что не спит с мужчинами из бара, что она там только работает, раскручивая клиентов на сайгонский чай. Я не поверил ей: почему же она легла в постель со мной?

Она ответила, что я её друг и могу с ней спать в любое время и при том бесплатно. Во время увольнений, продолжала она, мы могли бы ходить в зоопарк, обедать где-нибудь и развлекаться.

— Я не бабочка на тебе, — пообещала она. Потом, хихикая, достала из ящика туалетного столика свою фотографию и подарила мне на память.

Девушки в барах — мастерицы обмана, но не все из них проститутки. Многим, как Нгуен, нужны романтика и страсть. Однажды покорённые, они хотят, чтобы их признавали; часто всё так и происходит, потому что они милы, женственны и как нельзя кстати.

В нашем же случае, я чувствовал, признавала меня она.

Если солдат начинает встречаться с девушкой, то она может быть удивительно верна ему, хоть и не бросит работу в баре, потому что это приносит хорошие деньги, и она будет обращаться с посетителями по-прежнему.

Девушки понимают, что длительные отношения с солдатами невозможны, но они жаждут романтической интермедии и предпочитают оставаться рядом с мужчиной, пока его не убьют или пока не кончится его служба.

Нгуен задремала, а я смотрел в потолок, прислушивался к возне крыс под кроватью да смотрел, как они серыми тенями с писком гоняли по комнате.

Вдруг я спохватился: а что если где-нибудь поблизости террористы-вьетконговцы? Я разбудил Нгуен.

— Нет Вьет Конг, нет Вьет Конг! Теперь мы спать…

Утром я пошёл к Циммеру с Саттлером. Они уже поднялись и сидели, довольные, с масляными глазками, возле своих девчонок и пили пиво на завтрак. Через час мы распрощались и пошли в центр. Было около восьми утра — комендантский час кончился.

Прогулявшись, мы позавтракали на террасе отеля «Континенталь Палас» и в полдень добрались до забегаловки с названием «Сумасшедший Клуб» на улице Тю До.

В тот день мы все числились в увольнении и никто не потерял нас на утренней перекличке.

Кончилось тем, что я профукал 100 долларов и подарил университетское кольцо девушке из бара по имени Нси. Саттлер напился до чёртиков. А женатик Циммер через неделю заболел триппером.

«Секс — последнее убежище обездоленных».

— Квентин Крисп, английский писатель, «Голый чиновник».

Холодный ноябрьский день. Хмурое серое небо. Обычная чикагская погода. Отец одет в тяжёлое твидовое пальто, мама кутается в «шинель» с каракулем. Я последний раз машу им из самолёта. Они машут в ответ, такие старые и грустные.

Самолёт «Истерн Эйрлайнз» выходит на взлётную полосу. Я пристёгиваюсь ремнём безопасности. Мы разворачиваемся и останавливаемся. Пилот форсирует двигатели, тормоза включены. Самолёт начинает вибрировать. Колышутся крылья. Железной птице добавляют оборотов, и двигатели ревут ещё громче.