Избранная для Альфы - Мария Лунёва

Бабушка... Да она всегда рассказывала «Красную Шапочку» как-то по-особенному — с нажимом именно на эту часть истории. Теперь я четко осознавала почему. Волк... Оборотень притворялся охотником. Лучше видеть, лучше слышать... И дровосеки, которые смогли так легко убить его, никто иной, как стражи лесных.

Охотники!

Улыбнувшись, я вдруг с горечью поняла, что должна была стать кем-то другим. Но мать в своем коварстве исковеркала мою суть. Ненависть, словно пламя, обожгла сердце.

Правильно я ее прокляла еще девчонкой. Но это было мало... Слишком! Слишком малая кара за ее поступки. В этом я не одобряла бабушку... Ярине все сошло с рук, и это будило в моей душе лютую жажду справедливости. Я жаждала ее для маленькой Анны.

А время подбиралось к полудню. Лед на лужах растаял, превращаясь в грязное месиво, хлюпающее под ногами. В животе урчало, а в голове так и не прояснилось. Я по-прежнему не могла принять то, кем являюсь. Побродив еще немного, обнаружила, что стою у крыльца своего дома. Выдохнув, поднялась по ступеням и зашла в квартиру.

В коридоре вкусно пахло моими любимыми котлетами. Бабушка гремела посудой. С крана напором бежала вода. Сняв куртку и достав из кармана телефон, я разулась и прошла на кухню. Молча налила себе чай и села на стул у окна.

— Я тут тебе вкусного на обед сделала, — моя старушка поставила передо мной тарелку с котлетами и хлебом.

— Без этих твоих ведьминстких примочек? — черт дернул меня за язык спросить.

Бабушка замерла и, виновато поджав губы, покачала головой. Продолжать разговор я не стала. Не хотела на эмоциях причинять боль ни ей, ни себе.

И это по моему ощущению было правильно.

Допивая чай, все смотрела на телефон. Ждала.

И пока мыла посуду, все поглядывала на темный экран.

А он так и не позвонил.

Конечно, я знала, что у Мстислава нет моего номера. Он его не спросил. Видимо, ему незачем было его знать.

Дурочка наивная. Я себя не узнавала. Чтобы вот так потерять покой из-за мужчины. Какая глупость.

Но я так хотела услышать его голос. Мечтала, что он снова приедет и пригласит меня в кафе или просто погулять. Ну и пусть у меня даже наряда подходящего нет. Но в надежде на чудо, я вытащила из шкафа лучшую свою кофточку и хорошие джинсы.

Но все зря, они так и остались висеть на спинке стула. Он словно забыл о моем существовании и, по всей видимости, не желал и вспоминать.

Невинная девочка ему оказалась не нужна.

Видимо, чревато связываться с такой. А то как с моей мамашей получится... Раньше времени в койку запрыгнула.

Так прошел день. Тяжелый, муторный, полный тревоги и ожиданья. Вечером бабушка не выдержала и приобняла меня, по-матерински поглаживая по голове.

— Все наладится, милая. Мы, ведьмы, просто не умеем быть несчастными. Ты так на мою Анюту похожа, словно это она ко мне через тебя вернулась.

— Почему ты никогда не говорила кто мы? — я все-таки спросила о том, что терзало душу. — Зачем было скрывать от меня?

— Я рассказывала поначалу, готовила тебя... А потом, как силу твою ведьминскую увидела — испугалась.

— Чего? — Я искренне не понимала ее.

— Что тебя заклеймят. Что позор матери вскроется и на тебя ляжет. Я надеялась, что уснет сила чужая, не проявится. И так и было. Ты росла обычной девочкой. Охотники ближе всех из лесных к простым людям. Ты смогла бы прожить счастливо. Встретить достойного мужчину и затеряться в людском городе...

— Подожди, — я резко оборвала ее. — То есть не повстречай я Мстислава, так бы и не узнала правды?

— Не знаю, Катя. Я думать забыла обо всем, — бабушка всплеснула руками. — Радовалась, что ты растешь здоровой девочкой и так сильно мою Анечку напоминаешь.

Я замерла, вдумавшись в ее слова. Значит, я для нее дочь вернувшаяся. Не внучку она во мне видит, а тень ее Анюты.

А я как же?! А меня кто любить будет?! Кто полюбит Катерину, дочь убийцы и хилого никчемного оборотня? Да никто!

Никто меня любить не станет, потому что для них я ничтожество, пустое место.

Тень погибшей ведьмы, присвоившая ее силу.

Всхлипнув, я поднялась из-за стола и вышла в коридор. Обулась в потертые кроссовки и накинула куртку. Зажав шапку в руке, открыла дверь.

— Доченька, ты куда? — испуганно поинтересовалась бабушка. — Ночь почти на дворе. Ни надо никуда ходить.

Но я не слушала ее.

— Я не доченька, а твоя внучка. Внучка, слышишь! Я Катя, а не Анна. Я Катя, понимаешь! Вы мне всю жизнь испортили своим враньем.

Со злости хлопнув дверями, выскочила на улицу и побежала.

Куда не знаю. Просто быстрыми шагами прочь.

Я плутала всю ночь. Вдоль дорог по обледенелому тротуару. Куртка совсем не грела. Меня трясло, но я даже мысли не допускала вернуться домой. Глаза щипало от непролитых слез.

Но я сильная. Справлюсь и с этим. Нужно просто пережить.

Да я убеждала себя в этом.

Нужно просто смириться... Но не могла.

Ярость сжигала душу.

Злость, в первую очередь на родителей. Поведение бабушки ставило в тупик. Неужели она настолько любила старшую дочь, что спустила ей с рук убийство младшей? Неужто это правда?!

Или боялась позора? Это извечное — «что люди скажут», «что подумают»...

Хотя какие там люди, нелюди.

А дед? Мой честный и справедливый дедушка покрывал убийцу? Ради чего? Кого? Меня?

Нет, не верилось.

Меня прятали как позор. Чтобы силу свою не показала. Чтобы ничего не вскрылось.

Пока я была охотницей, всех все устраивало, а стоило силу ведьмы явить так все — замуровали в глухой деревеньке, пока обычной не стану. Это бесило больше всего. Они хотели отобрать у меня мою суть. Изменить под свою угоду жизнь.

И все вокруг знали, но молчали.

Я хорошо помнила, как начали уезжать жители нашей деревеньки. Бабушка лишь фыркала.

Конечно, куда ей со мной в город?! Как на этот переезд решилась. Непонятно. Ради моей учебы?

Я уже сомневалась во всем.

Остановившись у ворот в центральный парк, свернула туда. Ветер крепчал.

Холодало.

Побродив по тропинке, вышла на площадку. Ничего особенного — старые покосившиеся турникеты, арматура, торчащая из земли, и качели. Простые. Две цепочки и сидение посередине. Усмехнувшись, я пошла к ним. В детстве в палисаднике дед сделал мне такие же. Они крепились на толстой ветке старого клена. Я обожала их, могла кататься часами, то закручиваясь, то раскручиваясь.