Бес искусства. Невероятная история одного арт-проекта - Андрей Степанов

У входа в баню молча ждали Валя и Галя. Пикус обиженно глядел куда-то в сторону, на хризантемы, а Галя придерживала супруга за локоть, словно опасаясь, что он сбежит в душевую. Беда пылко обнял их по очереди, а потом опустился на колени прямо на грядку, совершенно не боясь испачкаться.

– Какие же вы все хорошие люди! – сказал он проникновенно. – И чеснок хороший человек, и дыня хороший человек. Я сегодня мир словно впервые увидел.

Все молчали, боясь испортить торжественный момент, а Беда по очереди кланялся в землю всему вокруг:

– Добрая земля! Добрый воздух! Добрый Силыч! Добрая баня! А вы добрее всех, – бухнулся он перед Валей и Галей. – Через вас меня Бог спас. Спасибо, что привезли сюда! Спасибо!

– Ну хватит, хватит! Встань!

– Не встану! Вот Галочке еще раз поклонюсь! Учительница моя первая!

– Боря, встань, кому сказано!

– Не встану!

Минут через двадцать чуть успокоившийся, умытый и причесанный Мухин сидел за столом в доме, попивал медовый отвар и слушал разговоры.

– А мне сегодня ночью тоже Кондрашка приснился, – с хитрой улыбкой рассказывал Силыч. – Стоит весь бледный и от премии Кандинского отказывается. И почему-то все это дело в суде происходит, а я там присяжный. Дали, значит, ему премию, а он вдруг встает и говорит такой: «Всю мою долгую жизнь, граждане судьи, я только и делал, что жуковал да мошенничал. Мне не премию надо давать, а двадцать лет с конфискацией. Простите меня, говорит, братья и сестры, засранца, а сам я себя никогда не прощу!»

– Ну а ты что?

– А что я? Я-то его простил. А эти… сущности… все-таки сунули ему пять лет условно. Но это он снова сплутовал, потому что на суде том страшном всем пожизненное дают. Вот ведь угорь какой извилистый, а? Ушел, понимаешь, от ответственности.

– А наяву как ты думаешь, Силыч, вреден Кондрат или нет? – спросила Галя.

– Кондрашка-то? Тут двух мнений быть не может однозначно.

– А как бороться с ним, знаешь?

– Ну как-как… Перво-наперво надо по душам поговорить…

– Да что тут рассусоливать? – встрял вдруг Беда, у которого, по-видимому, стало проходить благодушие, хотя экзальтация еще оставалась. – Отловить гада – и в душевую. Привяжем к креслу. Силыч поколдует, и через пару часов от паразита и духу не останется. Возникнет вместо него полезный гражданин. Правильно я говорю, Силыч?

– Попробовать-то можно, – раздумчиво сказал целитель, – вот только за результат я не поручусь. Тут в чем закавыка, Боренька: сотрудничество со стороны объекта требуется. Без кооперации никуда, должен он сам навстречу пойти. И еще вот что, братцы, учтите: ловить его вы без меня будете. У меня огород, понимаешь, дом, хозяйство. Ребята заботы требуют, я от них ни ногой. А попробовать-то можно, отчего не попробовать…

– Слушай, а короткого замыкания не произойдет? – снова встрял Беда.

– Какого еще замыкания? – не понял Силыч.

– Ну, смотри. Допустим, окажется он после твоего сеанса в том самом аду, откуда я вернулся. В аду совриска. Может он туда попасть?

– Ха! Вот спросил. Может ли рыба в ухе оказаться? А то ж! Ну попадет, и что?

– Да как что? – вскочил с места Мухин. – А там его встретит директор по развитию и реструктуризации, демон второй категории Синькин К. Е. Вот тебе, дедушка, и короткое замыкание.

– Ох, правда…

Все задумались.

– А может, туда ему и дорога? – поразмыслил вслух Беда, немного успокоившись. – Типа: вспышка света – и мир стал лучше?

– Значит, говоришь, очистился? – скептически посмотрела на него Галя.

– Ты не осуждай, – вздохнул Силыч. – Полного очищения даже у святых не бывает. А уж Борьке нашему по духовной лестнице еще ползти и ползти. Что-то раздухарился ты нынче, Борис. А ну охолони, присядь пока вон там!

Беда присел возле холодильника и, повесив голову, стал молча слушать.

– Силыч, так что делать-то, ты скажешь наконец или нет? – начала сердиться Галя. – Есть у тебя другой способ лечения, без путешествий?

– Да как сказать, Галочка… Просто так поговорить по душам можно, без транспорта.

– И что будет?

– Ну как… Может ведь клиент неправоту свою осознать?

– Ты чепуху-то не городи, – наставительно сказала Галя. – Никогда Кондрат Евсеич ничего не осознает.

– Это почему же?

– А потому что он давным-давно все осознал и теперь творит злые дела вполне сознательно.

Мухин, молча слушавший спор, снова вскочил, прошелся взад-вперед по комнате и остановился возле холодильника. На нем лежала забытая со времени изгнания Господина розга. Беда взял ее в руки, согнул и спросил:

– А может, того?.. – и рубанул воздух.

– Но-но, только без криминального чтива, – посерьезнел Силыч. – Ты теперь человек частично очищенный, не забывай об этом. А пойди-ка ты лучше, Борис, дров наруби. Вон там, за баней, сарай дровяной видишь? За дверью колун, при входе – колода. Помахай топором-то, разомнись. А то у тебя энергетический токсикоз, аж током шибает. Опасно с твоей эйфорией рядом находиться. Пойди, пойди, разрядись!

Через минуту со двора понеслись лихие выкрики:

– Ии-эх! Ии-эх!

Дрова воскресший Беда рубил отлично. Однако Силыч, послушав его вопли, покачал головой:

– Охо-хо!.. Чувствую, не получится из Борьки непротивленца. Слышь, как орудует? Прямо железный дровосек. Попомни мое слово, Галюша: не сегодня завтра возьмется наш рыцарь обратно за розгу.

– Кстати, про розгу, – подал голос Валя, который все это время сидел, уткнувшись в компьютер. – Силыч, знаешь, что я сегодня в интернете прочел?

– Откуда мне знать? Я человек ископаемый.

– Короче, Господин твой назначен министром культуры.

– Иди ты! Всей России?

– Нет, только Прыжовского края. Но тоже неплохо, да? Ты как к этому относишься?

– Одобряю целиком и полностью, – не раздумывая ответил Силыч. – Самое для него подходящее место. Руководитель от бога.

Гости переглянулись, но промолчали.

– Так что решаем? – спросила Галя.

– А что вы одни решить можете? Ничего вы не можете. Маловато вас, чтобы с такой силой справиться, – ответил Силыч. – Тут союзники нужны.

– Какие союзники?

– А настоящие союзники, которые из Союза. К художникам идите, в ПДХ. Хочешь, я Андреичу позвоню?

– Это Редьке? А ты знаком?

– А то как же? Они меня давно к себе звали, а я отнекивался – не художник я, мол, а так, краску перевожу.

– Позвони, конечно, – сказала Галя.

– А его с собой берем? – спросил Валя, показывая в окно.