Автопортрет с устрицей в кармане - Роман Шмараков

– Извините, – сказал мистер Годфри из-за двери, – я, кажется, что-то пропустил. Вы поймали букиниста? Я не знал, что у нас это принято.

– Инспектор нашел человека в черном, – пояснил Роджер, – который оказался странствующим букинистом. Он бродит по стране, спасая книги от людей. Инспектор одолел его и вынудил удалиться.

– Вот как, – задумчиво сказал мистер Годфри. – Спасибо, мистер Хоуден.

– Из-за этого, – продолжал инспектор, – я начал думать, что все мои труды тщетны и что я с самого начала шел в неверную сторону. Но тут мистер Хоуден навел меня на мысль, рассказав весьма уместную историю из жизни итальянского художника…

– Всегда рад, – пробормотал Роджер.

– Там были слова «изобразить то, чего не видишь», – пояснил инспектор, замечая общее удивление, – и я вспомнил об одной вещи, которая давно должна была привлечь мое внимание, если бы не этот ваш изумительный праздник с его состязаниями в длительном пении. Я имею в виду последнюю работу Эмилии. Мисс Робертсон сказала, что та писала ее в галерее за три дня до смерти. Да, мне следовало вспомнить об этом раньше. Нам всем следовало.

– Черт! – воскликнул Роджер. – Я понял!

– Впрочем, был человек, вспомнивший об этом раньше меня, – продолжал инспектор. – Надо сказать, он проявил удивительное упорство и изобретательность, пытаясь похитить эту картину из комнаты мисс Робертсон. Конечно, ему не повезло, но идея с фонарем в лесу была замечательная, не могу этого не признать. У мистера Годфри выдающиеся способности к импровизации.

– Погодите, – сказала Джейн. – То есть когда он там вверху негодовал, что мы его разбудили…

– Да, – сказал инспектор, – он бросил камешек в окно, дал мисс Робертсон выйти из дому, затаившись в темноте, а потом поднялся наверх и начал возмущаться вашей бурной жизнью, одновременно вскрывая дверь, чтобы похитить у мисс Робертсон картину. Не появись Энни, он бы это сделал.

– На картине была обезьяна, да? – спросила Джейн.

– Да, она мирно стояла на столе, – сказал инспектор. – У нее было большое уголовное будущее, но она об этом не подозревала. Мистер Годфри не мог допустить, чтобы эту картину кто-нибудь увидел – то есть, я хочу сказать, понял, на что надо смотреть. С этой обезьяной мистер Годфри оказался в крайне неудобном положении.

– Я не могу понять, – сказала Джейн, – зачем ему эта проклятая обезьяна? Почему было ее не выбросить?

– А, это еще одна из милых вещей, которыми мистер Годфри обязан вашему попугаю, – отозвался инспектор. – Танкред говорил: «Обезьяна дала мне ключ», и мистер Годфри неверно его понял. Он решил, что это реплика из запасов сэра Джона и что она имеет отношение к его поискам сокровища. Под обезьяной он понимал статуэтку – она ведь тоже индийская, как я понимаю, а кроме того, других обезьян в доме, кажется, нет. Вероятно, он думал, что в чулане обнаружится нечто, с чем обезьяна как-то поможет ему справиться. Во всяком случае, он возлагал на эту статуэтку большие надежды. То, что именно она попала ему под руку, когда он решил остановить Эмилию, чрезвычайно осложнило ему следующие несколько дней: если бы обезьяну нашли у него, она бы его выдала, а между тем он никак не мог от нее избавиться. Когда я увидел эту статуэтку на картине Эмилии… понимаете, меня мучил вопрос, почему убийца не бросил свое орудие на месте преступления – почему оно скитается по дому, оставляя свой след в библиотеке, чтобы перекочевать оттуда еще куда-то – какой в этом смысл, – а тут я вспомнил анекдот, рассказанный мне мисс Робертсон, про обезьяну и сэра Генри, и соединил эти две вещи, то есть, я хочу сказать, пропавшую статуэтку с рассказом мисс Робертсон. Я предположил, что убийца слышал эту фразу от попугая, но не знает, от кого она унаследована, и потому понимает ее неверно. Сделав это предположение, я попросил мисс Робертсон разыграть эту небольшую сценку, при которой все вы присутствовали, и она сделала это великолепно.

Мисс Робертсон церемонно поклонилась.

– А дальше? – спросила Джейн.

– Все вышло наилучшим образом, – сказал инспектор. – Я своим глазам не поверил. Можно было предположить, что убийца поймет свою ошибку и избавится от статуэтки. Но что он сделает это с молниеносной быстротой, да еще постарается обратить подозрения на другого, – этого и ждать было нельзя. Как я говорил, у мистера Годфри прекрасные способности к импровизации. Если не следить за ним, нельзя было бы и заметить мгновения, на которое он пропал из галереи. Но я следил. Где вы ее прятали, мистер Годфри? Какое-то место, о котором знаете только вы?..

– Тайная ниша, – пробормотал Роджер. – Всегда есть тайная ниша. Один…

– Бога ради, Роджер, – прошипела Джейн, – прекрати красоваться, это не твое убийство.

– Скажите, инспектор, – сказал викарий, – когда вы начали подозревать мистера Годфри?

– Началось все с попугая, – отвечал инспектор. – Когда я предположил, что его убили намеренно, я подумал, чем он мог провиниться. Что такого мог сделать попугай?

– Ну, например, вон там в углу он за год продолбил клювом огромную дыру в стене, – сказала Джейн. – Удивительная настойчивость. Сэр Джон говорил, что если Танкред хотел бежать отсюда, то взял неверное направление. Если бы мне была дорога опрятность, как она дорога многим другим, я бы, пожалуй, могла…

– Он разговаривал, – сказал Роджер.

– Именно, – кивнул инспектор. – Тогда я стал интересоваться, о чем он разговаривал. И тут выяснились любопытные вещи. Танкред повторял за тремя своими хозяевами: у него были любимые фразы, безусловно восходившие к сэру Джону, были реплики, принадлежавшие леди Хелен (они касаются кухни), и было кое-что от молодого хозяина.

– Львы, белена и краали, – сказал Роджер, – это от Генри, конечно.

– Как вы помните, – сказал инспектор, – я опросил всех на этот предмет, и в итоге у меня в руках оказался очень приличный набор рецептов, призывов, раздумий и воспоминаний. Многие из тех, кого у нас считают писателями, обходятся меньшим… И тут выяснилось вот что. У всех, кого я расспрашивал, наборы фраз пересекались, хотя бы отчасти. Единственным исключением был мистер Годфри: то, что ему удалось вспомнить из разговоров Танкреда, никаких параллелей не имеет. По случайности я спрашивал мистера Годфри первым, он был застигнут врасплох, и мне тогда показалось, что он не вспоминает, а придумывает. Он смотрел в сад и наспех заимствовался оттуда, лишь бы не выдать мне то, что он действительно помнит.

– Но зачем было это скрывать?

– Мистер Годфри проявил осторожность, – отвечал инспектор, – и сделал мне своеобразный комплимент. Он решил, что если отрывочные реплики попугая навели его на след сокровища, они могут навести на этот след и другого. Поэтому мистер Годфри не мог рассказать мне правду; поэтому он и решил избавиться от Танкреда – пока попугай был жив, его неистощимая общительность была угрозой для любых медлительных затей.

– Гм, да, – сказал Роджер. – Все время представлять, что где-то сейчас говорит попугай, соединяя фразы в произвольном порядке, и кому-то с его болтовней может повезти даже больше, чем тебе, – это ведь с ума сойдешь.