У любви нет голоса, или Охота на Лизу - Татьяна Корсакова

– Когда утром с тобой свяжутся, потребуй, чтобы они дали тебе поговорить с Анютой, убедись, что с ней все хорошо. Родителям ничего не рассказывал?

– Сказал, что Анюта у меня свой мобильник забыла и теперь недоступна, что я его верну только завтра, ближе к вечеру.

– Вот и молодец, – одобрил дядя Федя. – У матери сердце слабое, нечего ее расстраивать раньше времени. А к вечеру, даст бог, все уже образуется. Ну все, Максим, ложись спать. Завтра нам предстоит тяжелый день… – В трубке послышались гудки отбоя.

Несколько минут Макс в растерянности стоял посреди кухни, потом взял с мойки ярко-розовую губку, принялся мыть плиту. В голове было пусто, ни одной здравой мысли, вертелся лишь припев из глупой попсовой песенки: «Я по тонкому льду до тебя дойду…» Наверное, мозг таким образом защищался от перегрузки.

Он и уснул под это дурацкое завывание. Думал, что не уснет ни за что, но вот уснул.

Наверное, ему что-то снилось, что-то не слишком приятное, потому что проснулся он от собственного крика. Простыня и наволочка были мокрыми от пота, одеяло валялось на полу. Вот он и начался, очень тяжелый день. С мокрых простыней, страха и дурацкой песенки в голове.

Макс подумал, что в данной ситуации страх не самый лучший помощник, и решил разозлиться. Не сразу, но у него получилось. Проще всего было злиться на Лизавету: за ее невезучесть, за тихую покорность судьбе, за затравленно-виноватый взгляд и уродливый рубец на шее. Почему-то именно рубец раздражал его особенно сильно…

Лизавета чувствовала его злость, старалась не попадаться на глаза, пряталась в своей комнате. А он сидел на диване перед работающим телевизором, прислушивался к песенке в своей голове, ждал звонка от похитителей. Ему так никто и не позвонил, и к злости прибавилась паника. Анюта провела целую ночь в компании этих ублюдков и недочеловеков! Как она? И… есть ли вообще она?! Последнюю мысль он гнал поганой метлой, но она все равно возвращалась…

К моменту, когда нужно было собираться в реабилитационный центр, эта жуткая мысль вымотала Макса окончательно, лишила последних остатков самообладания.

Лизавета нерешительно топталась в прихожей, рубец на ее шее выглядел как уродливое, небрежно сработанное ожерелье. Смотреть на это безобразие не было никаких сил.

Его шейный платок не придал Лизавете элегантности, зато скрыл рубец от посторонних глаз.

Она нервничала. Это было заметно по ее чуть подрагивающим губам, по отрешенному взгляду и влажным ладошкам. В какой-то момент Максу показалось, что она все знает, но, немного поразмыслив, он решил, что это все последствия вчерашнего стресса и страх перед неизвестностью.

Как сильно Лизавета боится, он понял на улице, по тому как она настороженно оглядывалась по сторонам, втягивала голову в плечи и не хотела подходить к машине. Бедная Лиза, она все еще думала, что на нее продолжается охота! Ей было невдомек, что правила игры изменились и теперь ее гонят прямиком в расставленные сети. А загонщик – он, Макс Легостаев…

Наверное, за ними следили. Даже наверняка следили. Несколько неприметных иномарок ехали за «маздой» до самого реабилитационного центра. Может, это и совпадение, но он сильно сомневался…

Человек дяди Феди позвонил в половине первого, предложил встретиться через минуту в мужском туалете. Спецагентом оказалась уборщица, щуплая, неприметная женщина в синем халате и косынке. Она торопливо подошла к Максу, пробежалась руками по его костюму, сказала устало:

– Все в порядке.

Он не успел опомниться, как «уборщица» подхватила ведро и швабру и вышла. Несколько мгновений Макс провел в растерянности, а потом открыл кран с холодной водой.

Он как раз сушил руки, когда в туалет вошел высокий парень в кожаной куртке. Парень не выглядел подозрительно, обычный молодой человек, но сердце неприятно екнуло. Похоже, день сегодня такой: Лизавете повсюду мерещатся наемные убийцы, а ему – слежка…

Профессор Полянский Макса откровенно разочаровал. Начать хотя бы с того, что у этого так называемого светила внешность была совсем не профессорская. Он скорее походил на героя светских хроник или спортсмена, чем на всеми уважаемого доктора. И вообще, разве бывают такие молодые профессора? Полянскому на вид лет тридцать-тридцать пять, младенческий возраст для мужчины. Может, это какая-то ловко организованная афера?

В некомпетентности профессора Макс окончательно убедился, когда тот не нашел у Лизы никаких отклонений. Ничего себе – никакой органической патологии! А что же она тогда молчит как рыба, если у нее нет патологии?! Еще и психотерапию какую-то приплел, про стрессы говорил… Лизавету вчера чуть не задушили – чем тебе не стресс?! А она почему-то так и не заговорила. Шарлатанство! Выброшенные на ветер деньги, потерянное время, а главное – убитые надежды. Ничего, он поищет Лизавете другого профессора, более компетентного!

«Если после сегодняшнего вы останетесь в живых», – шепнул внутренний голос…

Мобильный зазвонил сразу, как только они вышли из центра.

«Значит, действительно следят», – подумал Макс отстраненно, махнул рукой Лизавете, чтобы садилась в машину, сам отошел в сторонку.

– Управились? – послышался в трубке знакомый голос.

– Где моя сестра? Я хочу с ней поговорить, – он хорошо усвоил инструкции дяди Феди.

– Страхуетесь, господин Легостаев? Уважаю.

В трубке наступила тишина, а потом Макс услышал голос Анюты:

– Максим, привет, – ему показалось, что сестра плачет.

– Анюта, ты только не волнуйся! – заорал он в трубку. – Все будет хорошо, я скоро к тебе приеду!

– Так мы вас уже давно ждем, господин Легостаев. И не нужно так кричать, у меня очень дорогой телефон, и я все прекрасно слышу. Убедились, что с вашей сестрой все в порядке? Тогда запоминайте адрес…

Он не ошибся в своих предположениях: встречу им назначили за городом, подальше от посторонних глаз. Оптимизма этот факт, увы, не прибавлял.

Лизавета была так расстроена, что на его решение прокатиться не отреагировала вовсе. Это хорошо, так даже проще. Ему не хочется сейчас вдаваться в объяснения, ему есть над чем подумать.

Этот дом, похожий на маленькую средневековую крепость, не понравился Максу сразу. И его обособленность тоже не понравилась.

Их приезда ждали: стоило ему только нажать на клаксон, как массивные ворота стали медленно открываться. Они въехали во двор, мощенный брусчаткой, словно это был не обычный двор обычного загородного дома, а центральная площадь небольшого средневекового городка. Макс любил историю. Но этот средневековый антураж его настораживал, навевал мысли о подземных застенках и пыточных камерах. Однажды, еще в студенческие годы, ему с друзьями довелось ночевать в одном из баварских старинных замков. Несмотря на браваду и юношеское пренебрежение к «страшилкам», рассказанным смотрителем замка, уснуть им удалось только на рассвете. Замок жил, дышал, изменялся… Они слышали поскрипывание дубовых половиц, легкий шелест, едва уловимое движение воздуха. Всему этому наверняка нашлось бы разумное объяснение, но они чувствовали – это прошлое замка, до конца еще не материализовавшееся, но уже максимально приблизившееся к границе их мира, присматривающееся, прислушивающееся к кучке глупых людишек, решивших, что они знают об этом мире все. Тогда Макс дал себе зарок больше никогда не останавливаться на ночь в таких вот иррациональных местах. Дом, к которому они приехали, тоже был иррациональным местом. И опасным…