Аллегро - Владислав Вишневский

Слушайте, интересно, а какое у неё бельё, а? Полный писец! Только подумаю, у меня уже член колом стоит. А!.. Как вы?.. Я бы с удовольствием… В этом я Тимоху понимаю. Правильно, чувак, действует. Всё надо в жизни попробовать. У меня, например, — представляете, мне почти тридцать лет, чуваки, считай старик уже, а ни одной любовницы не было с офицерскими погонами. Тем более из блока НАТО!! Ни одной!.. Это кошмар! Катастрофа! Сколько в жизни потерял! Ой, ёй-ёй! Ужас! Надо восполнить пробел. Как думаете? — Кобзев и Мальцев не перебивая курили, время от времени поглядывали на Трушкина, слушали, старались понять, что это Лёва разошёлся, хохмит или серьёзно говорит.

Монолог снова неосторожно перебивается кем-то очередным стрелком…

— Товарищи прапорщики, извините, а… — только это и успевает произнести срочник, но контролирующая группа грубо оттесняет его от курящих: «Щас как по соплям… Топай отсюда, молодой… Зобито всё, тебе сказали, опоздал…»

Трушкин не обращал внимания, не сбивался с мысли.

— Интересно, а как она в постели? — продолжал он с жаром. — Как вы думаете, а? Лучше наших, нет? Я слыхал, что вообще никак, холодные… Врут, наверное? Я думаю врут. Американка, как-никак! Офицерша, в длительной командировке, и всё такое… А? — Помолчал, перебирая для себя варианты, потом решительно махнул рукой. — Нет, пожалуй, не стоит. Не наша она, не местная… Не дай бог влюбится… Тогда кранты.

Группа ожидающих докурить придвинулась почти вплотную, давая понять, что пора бы и поделиться, если обещали. Трушкин кивнул через плечо:

— Щас-щас, сказали же… На… — и первым отдал недокуренную сигарету. Так же поступили и Кобзев с Мальцевым. Большая группа ожидающих с радостными выкриками тут же разделилась на три укрупнившиеся группы, ещё чаще захлопали двери…

— Нет, я думаю, не надо связываться. — Продолжил Трушкин. — Проблемы начнутся… Это ж, не с соседней улицей, или даже с пригородом конфликт развязать, это ж с другим государством… А они «надо» нам — международные проблемы? Нет, конечно! Как думаете? — Кобзев с Мальцевым оглядывались по сторонам. — Вот и я так думаю… — сам себе подтвердил Трушкин. — Зря Тимоха побежал… А как хорошо раньше было!.. Это ты накаркал!.. — упрекнул он Кобзева. — Глядя на холостяка, и нас на подвиги тянуло… Это же нам, мужикам, и физически, и биологически необходимо, — я читал. Даже если собаку, например, на охоту пару раз не выведешь, на озеро, на уток, она запросто, говорят, нюх теряет, предназначение своё утрачивает… Да! Научно доказанный факт. Представляете? Так и мы, мужики! Сильная штука народная мудрость. Тем более научная. И нам нельзя нюх терять, предназначение мужское… Так нет? И вопрос. Большой вопрос: если Тимоха вдруг женится, куда мы девок водить будем, а? Куда? Где пустую хату задаром найдёшь? Нигде. Я не согласен…

В распахнувшихся в очередной раз дверях возникает расстроенный Женька Тимофеев. Лицо бледное, помятое, взгляд напряжён, губы сжаты, движения рук резкие…

— Вы здесь! — обрадовано восклицает он. — А я вас ищу… — и сразу сникает. — Представляете, я её не догнал. — В сердцах хватается за голову. — Надо было мне на КПП сразу бежать, а я в штаб, дурак… Думал, она туда пошла, туда… а она нет, сразу на КПП, — там машина её стояла… Всё, уехала… Всё!

— Ну правильно, — подхватывает Трушкин. — Всё, значит. Махни рукой. Не переживай. Уехала она. А как же? Она же в командировке, дела у неё. А ты как хотел? Ей в Европу надо, к своим.

— Да подожди ты, заглохни! — Кобзев грубо обрывает Трушкина. — Достал уже своими проповедями. Трахальшик дев старых.

— О! — изумился Лёва. — А сам-то, сам-то… Сам такой.

— Поэтому и помолчи, если не понимаешь, — отбрил Кобзев и даже отвернулся от него. Лёва надул губы. — Женька, ты и вправду за ней бегал, да? — участливо спрашивает Кобзев. — Ты действительно-действительно влюбился, да? Окончательно? Не хохма?

Мог бы и не спрашивать, это итак всё по Тимохе видно было, но Александр давал другу одуматься, придти в себя.

— Конечно, за ней! — ответил тот. — А как же!.. Это же она. Она!

— Кто она? Почему она? Она же не наша, она случайно здесь, Женька! Может ты ошибся?

Кобзев сознательно бередил Женькину душевную рану.

— Да как ошибся, вы что, ребята! — стонал Тимофеев. — Это она, чуваки! Я же говорил, я знал: как увижу… Всё! Женюсь! Это она! Я увидел. Всё!

Только сейчас все стали понимать: Тимофеев не шутит, для него это серьёзно, это без хохм. Не обычный флирт, не обычное любовное приключение.

— Кстати, а я его понимаю, — высказался Мальцев. — И поддерживаю. Время значит пришло. Ему помочь надо, а не о холостяцкой квартире думать. — Генка осуждающе глянул на Трушкина.

— А что я такого сказал? — тут же от своего предыдущего отказался Лёва, миролюбиво пожал плечами. — Я тоже «за»! Пусть женится. Я тамадой буду…

— Это мы ещё посмотрим, — кольнул Кобзев.

— Ну чего ты злишься, Шура? Уж и пошутить человеку нельзя. — Примирительно заглядывал в глаза Трушкин.

— Головой прежде думай.

— Ладно, головой теперь буду. Извините, подлеца, у меня характер такой, знаете же…

Кто-то из срочников воспользовался странным состоянием вновь вошедшего музыканта:

— Товарищ прапорщик, а у вас не найдётся, случайно, лишней сигаретки?

Тимофеев машинально кивнул головой, достал пачку сигарет, не глядя протянул солдату. Тот вежливо принял её, задержал в руке, не веря ещё удаче, удивлённо поднял глаза, видя, что «товарищ прапорщик» уже отвернулся от него, получается, всю отдал — небывалый случай! — солдат зажал пачку в руке и рванул на выход… Шустро рванул, но… Не тут-то было! Вокруг бдили. Его тут же поймали, задержали… Силовым методом, не взирая на намеренно отчаянные крики и вопли «счастливчика», произвели изъятие и немедленный делёж… Оставили его с пустой пачкой и поломанной сигаретой.

— Но она же уехала!.. Уехала! — ничего не замечая вокруг, как в бреду, одно и тоже повторял Тимофеев. — Как же я упустил её, как? Мне нужно было догнать её, догнать… Обязательно поговорить с ней, увидеть… А она уехала… Всё! Что мне делать? Что? Санёк, Лёва, Генка?

Друзья смотрели на Женьку с тревогой, жалостью и сочувствием, как на больного. Единственным, кто сейчас конструктивно и без эмоций здесь мыслил, был Кобзев.

— Она вроде говорила, что улетает… А когда? Не помните? — спросил он. Друзья не помнили, отрицательно качали головами. — Где она уже была, зачем прилетала, где она завтра будет… Кто знает? — наседая, спрашивал Кобзев, и сам вдруг ответил. — Я знаю!

— Ну! — ахнул Тимофеев. — Где?

Снисходительно оглядев друзей, Кобзев спокойно ответил:

— Воспиталка наша знает, полковник Ульяшов. Вот кто!

— О! — повисло общее восклицание.

— Полковник?! — переспросил Мальцев. — А что, да… — восхитился Генка. — Молоток, Сашка! Ульяшов вполне может знать… Вполне.