Полковник Кварич - Генри Райдер Хаггард

– В чем дело, дорогая моя? – спросил он. – В чем дело?

– Отпустите меня, и я скажу вам, – ответила Ида.

Он повиновался, хотя и с видимым нежеланием. Найдя носовой платок, Ида вытерла глаза.

– Я помолвлена, – сказала она еле слышно, – я помолвлена с мистером Косси.

И тогда, наверно впервые в жизни, Гарольд Кварич грубо выругался в присутствии леди.

– Проклятье! – воскликнул он.

Ида не обратила внимания на силу языка, возможно, она даже мысленно повторила его в некоем женском эквиваленте.

– Это правда, – сказала она со вздохом. – Я знала, что это произойдет. Эти ужасные вещи всегда происходят, и это не моя вина. Но я уверена, что вы всегда будете это помнить. Я была вынуждена это сделать… он ссудил деньги на этом условии, и даже будь я в состоянии вернуть деньги, я все равно была бы вынуждена выполнить условия сделки. Тем более что ему нужны не деньги, ему нужен этот брак.

– Разрази гром этого бесстыжего Шейлока! – вновь воскликнул Гарольд и даже простонал от горечи и ревности. – И ничего нельзя поделать? – спросил он хрипло, ибо это был для него сильный удар.

– Ничего, – печально ответила Ида. – Я не вижу, что может нам помочь, если только он не умрет, – сказала она. – Что маловероятно. Гарольд, – она, впервые обратилась к нему по имени, ибо ей казалось, что после того, как она плакала на плече этого мужчины, было бы нелепо называть его по фамилии. – Гарольд, этому невозможно помочь. Я сделала это сама, потому что, как я уже сказала, я считаю, что ни одна женщина не имеет права ставить свое личное счастье выше благополучия своей семьи. И мне искренне жаль, – добавила она срывающимся голосом, – что мой поступок принесет вам страдания.

Кварич вновь простонал, но ничего не сказал.

– Мы должны попытаться забыть, – продолжала она с жаром. – О, нет! Нет! Я чувствую, что это невозможно. Вы не забудете меня, Гарольд, не так ли? И хотя между нами должно быть все кончено, и мы никогда не должны говорить так, как сейчас, – никогда – знайте, я не забуду вас, но я всегда буду о вас думать.

– Я никогда вас не забуду, – пообещал он, – и я достаточно эгоистичен, чтобы надеяться, что вы иногда будете думать обо мне, Ида.

– Конечно, буду! У нас у всех есть свое бремя. Это жестокий мир, и мы должны нести свою ношу. И, в конце концов, все будет едино, всего через несколько лет. Думаю, все эти мертвецы, лежащие здесь, чувствовали то же, что чувствуем мы, но как же они тихи! И, возможно, там, за гранью что-то есть, просто там все не так. Кто скажет? Вы не уедете отсюда, Гарольд, не так ли? Во всяком случае, пока я не выйду замуж, возможно, тогда вам лучше уехать. Пообещайте, что вы не уедете до тех пор, и вы позволите мне иногда вас видеть; это такое утешение видеть вас.

– Да, пожалуй, мне лучше уехать, – сказал он. – Возможно, в Новую Зеландию, но если вы настаиваете, я пока останусь.

– Спасибо, а теперь прощайте, дорогой мой, прощайте! Нет, не надо меня провожать, я могу сама найти дорогу домой. И, скажите… почему вы ждете? Прощайте, причем, прощайте навсегда. Да, поцелуйте меня разок и поклянитесь, что никогда не забудете меня. Женитесь, если хотите, но не забывайте меня, Гарольд. Простите мне мою откровенность, но я говорю как человек, который умрет ради вас, и я хочу, чтобы вы это поняли.

– Я никогда не женюсь и никогда не забуду вас, – ответил он. – Прощайте, любовь моя, прощайте!

Через минуту она исчезла среди ветра и дождя, пропала из его поля зрения и из его жизни, но не из его сердца.

Гарольд тоже повернулся и пошел в ветреную, одинокую ночь.

Через час, переодевшись к ужину, Ида спустилась в гостиную – довольно бледная, но в целом вполне владеющая собой. Вскоре прибыл и сквайр. Он был на заседании магистрата и только что вернулся домой.

– Признайся, Ида, – сказал он, – почему я нигде не смог тебя найти. По дороге из Бойсингема я встретил Джорджа, и он сказал мне, что видел, как ты шла через парк.

– Вот как? – ответила она равнодушно. – Да, я гуляла. В доме было так душно. Отец, – продолжала она уже другим голосом, – я хочу кое-что тебе сказать. Я помолвлена и скоро выйду замуж.

Он с любопытством посмотрел на нее, а затем тихо – сквайр всегда бывал спокоен в любой чрезвычайной ситуации – произнес:

– Вот оно что, моя дорогая! Это серьезный вопрос. Однако, откровенно говоря, думаю, что, несмотря на разницу в возрасте, Кварич…

– Нет, нет, – сказала она и даже поморщилась, – я помолвлена не с полковником Кваричем, а с мистером Косси.

– О! – воскликнул сквайр. – Вот оно что! Из того, что я видел, я подумал, что это…

В этот момент служанка объявила, что ужин подан.

– Давай не будем об этом сейчас, отец, – сказала Ида. – Я устала и хочу поужинать. Мистер Косси завтра придет к вам, и мы поговорим об этом позже.

И хотя сквайр много думал об этом, в тот вечер он не стал больше затрагивать эту тему.

Эдвард Косси покинул сцену своей помолвки отнюдь не в самом счастливом или ликующем расположении духа. Резкие слова Иды стегали как будто хлыстом, и он понимал, тем более что она ясно дала понять, что он не должен тешить себя иллюзиями на сей счет, что она согласилась стать его женой только по причине денег. Как ни приятно располагать средствами, позволяющими приобрести таким образом желание вашего сердца, гордость человека девятнадцатого века наверняка должна уязвлять мысль о том, что он покупатель на рынке и не кто иной, как покупатель.

Конечно, Эдвард достаточно ясно видел, что во всем этом имелась некая цель – скорее всего, не скрывая свою явную неприязнь к нему, Ида рассчитывала оттолкнуть его от себя и таким образом избежать союза, который был ей ненавистен. Но Косси не собирался так легко сдаваться. Во-первых, его страсть к этой женщине была подобна жгучему пламени, пожирающему его сердце. По крайней мере, в этом он был искренним. Он любил ее настолько, насколько его природа была способна любить, или, во всяком случае, им владело навязчивое желание сделать ее своей женой. Деликатный мужчина в сходных обстоятельствах, вероятно, воздержался бы навязывать себя женщине, но Эдвард Косси не принадлежал к их числу. Тем более что таких людей, увы, не так много, как хотелось бы.

Кроме того, он рассчитывал на то, что со временем Ида преодолеет свою неприязнь к нему. Эдвард любил наблюдать за женщинами, причем, довольно циничным и почти презрительным образом, и он заметил или подумал, что заметил, в них любопытную склонность довольно спокойно подчиняться неизбежному всякий раз, когда это несет им материальную выгоду. Он считал, что женщины, как класс, не переросли традиции своего первобытного положения, когда их партнеров выбирал жребий или исход битвы.

Они по-прежнему признают притязания самых богатых или сильных, а их любовь к роскоши и легкой жизни настолько остра, что если гнездо, в котором они нежатся, достаточно мягкое, они не будут долго огорчаться по поводу того, что оно досталось им не по их собственному выбору. Исходя из этих шатких предпосылок, он пришел к выводу, что Ида наверняка преодолеет свое отвращение к замужеству, как только обнаружит, сколько удобств и приятных вещей предоставит в ее распоряжение брак с таким богатым мужчиной, как Эдвард Косси. Она – пусть только по этой и никакой другой причине – научится смотреть на него с любовью и благодарностью, как на источник позлащенного комфорта. И, надо сказать, так бы оно и было, будь Ида скроена из другой, более простой материи.