Дурные дети Перестройки - Кир Шаманов

Будучи психиатром и разумной в целом женщиной при определённых средствах, которые зарабатывала в Америке, она понимала, что Валера полностью неуправляем, компульсивен – живёт себе и окружающим во вред. Но, видимо, ничего не могла сделать со своим просторным еврейским материнским инстинктом и сначала избаловала до изнеможения своего младшенького, а потом восприняла его как свою пожизненную ношу. У Валеры в Америке ещё был старший брат, у которого всё было хорошо, с Валерой он не общался.

* * *

У себя в коммуналке, полу-сквоте, с покрашенным красной краской полом, где в одной из соседних комнат ночевало сразу по 15 готов-малолеток, которые периодически резали вены в засранном туалете, маму селить он не стал. Снял для неё квартиру, на её деньги естественно, но приличную, где она остановилась на те две недели, что была в России, чтобы повидаться с ним и потрепать за ушком своего любимого пупсика Валерочку, которому перевалило за тридцать, и которого она не видела несколько лет.

Мама готовила еду и каждый день кормила Валеру супом и котлетами, пила с ним вечерами чай как в детстве, а Валера, беспокоясь только о деньгах и том, что не может свалить по быстрому, ширялся ночью в туалете, то же как в детстве.

Мама привезла вещей и новый MacBook в подарок. Валера, в новой одёжке, чистенький и почти трезвый, порхал как голубок, познакомился через новый ноутбук на сайте знакомств с новой тёлочкой-архитекторшей, Дашей. Уже и собрался переехать к ней после отъезда мамы, и мама вроде как даже одобрила его новое трёхдневное знакомство. Но как только мама уехала, вместо переезда он, конечно, сразу снова заторчал. Вроде как в тоске по её, маминой, ласке, которая только что была так близко, но пропала. Душа его, естественно, сразу же исстрадалась, иссохла, и всем назло, за то, что люди, мама, весь мир с ним так поступают, он проторчал ноутбук, фотоаппарат и все деньги, что мама оставила.

В этот раз оправданием побега из реабилитации, откуда Валера сбежал через пару недель пребывания из пяти, стало то, что одна из питерских галерей продала несколько его фотографий, и ему надо было срочно забрать деньги.

Он сразу списался с тёлочкой-архитекторшей и договорился поехать с ней в Крым, ведь было лето. Списался с мамой, мама только одобряла, ведь Валера там поест фруктов, к полученной тысяче долларов за фотографии мама накинула ещё две, и он с тёлочкой и её подругой отправился на море.

Перед самым отъездом очень мучился, что зря он проторчал второй MacBook и третий фотоаппарат и просил маму прислать ещё, надо же в Крыму тёлок голыми чем-то фотографировать. И мама даже согласилась прислать, да шёл он через океан долго, не успевал из-за срочности отъезда. А деньги не хотела присылать и переплачивать, в Америке техника стоит в два раза дешевле, чем в России. Короче, Валера сильно на всех расстроился, но ни затарчивать, ни покупать фотоаппарат не стал. «Взял пофотографировать» общий, который стоял в студии, где он раньше учился фотографическому ремеслу и напечатал большую часть своего фотографического наследия, короче, украл.

* * *

Не прошло и недели пасторальных фотосессий с тёлками и фруктами в Крыму, которых никто так и не увидел, как Валера уже снова оказался в Питере. Он покинул Дашу и Лизу на диком пляже – взяв с собой все их общие деньги и документы, исчез. Девочки думали, что он вернётся, остались какие-то его вещи, но он, как оказалось, сразу же улетел в Питер торчать. А когда девочки, вырубив у родителей переводом денег на билет, приехали в Питер, милый Валера пришёл к Даше и её друзьям архитекторам в гости. Сначала он украл ключи от квартиры, а потом, на следующий день, когда все были на работе и учёбе, украл все их ноутбуки, деньги и ценности, что были. Устроил там бардак и разве что не испражнялся им на кровати, хотя, кажется, испорожнялся. Кажется, он приревновал Дашу за то, что она не хотела с ним встречаться после случая в Крыму, это была его месть.

Когда ему потом за это предъявляли, он никогда не понимал, как можно поднимать такую грязь? Ведь деньги, вырученные с пусть и краденых ноутбуков, он потратил на поездку в Москву, в которой он сделал свою первую тамошнюю выставку. Для этой выставки, кстати, я написал небольшой текст за два грамма гашиша. Не имея ноутбука и будучи не в состоянии читать и писать больше трёх слов, Валера слёзно и, конечно же, срочно упросил меня это сделать. Даже как собачка специально ждал во дворе, пока я закончу, почти три часа.

Выставка «Я лучший!» действительно состоялась в одном из московских музеев современного искусства с нечитабельной аббревиатурой в названии. Пара сайтов вывесили мой текст без подписи в анонсах. Публики было немного: три его знакомых московских девочки – бывшая, нынешняя и на перспективу; задротка-кураторша, которая принарядилась – к своему обычному неряшливому свитеру добавила брошь с агатом, напудрилась пятнами и подкрасила реснички; пришёл и одинокий арт-критик гомосексуалист, который свёл Валеру с этой кураторшей. Телевидения и журналистов ждали, но их почему-то не было.

Залеваченная феминистка и кураторша Эльвира интересовалась гендером и антропологией маргинальных сообществ. В проекте Валеры она разглядела сразу несколько манифестаций протестного сознания травмированной идентичности автора с эпизодическими всполохами трансгендерной сексуальности. Она перехихикивалась насчёт Валеры с критиком, но внятный текст написать так и не смогла.

Когда я спросил его, как он попал на эту выставку, Валера сразу так насупился, что стало ясно – я лезу не в своё дело, затронуты «сферы». А суть была ясна как день – критик-гомик Серёжа, видимо рассчитывая на взаимность собственной креатуры, был приведён в возбуждение и заблуждение его мелькающей в дырках индиго-джинс жопкой в пёстреньких трусиках с комиксами. Критик замолвил за талантливого питерского автора словечко своей старой приятельнице из института. Но теперь он, разъинтригованный в пух и прах, всё больше и больше жался к кураторше, пугаясь искрящего Валериного обаяния, полностью переключившегося на женский пол, и уже тайно вынашивая планы мщения ему как молодому художнику-гетеросексуалу.

* * *

Стоит, однако, сказать пару слов о самой выставке. Она называлась просто и ёмко – «Я лучший!», где сейчас работы с неё – неизвестно, наверное, утрачены. Валера напечатал семь фотографий, на которых языком жестов было по буквам написано: «Я лучший», а потом с ними пришёл ко мне:

– Понимаешь, есть предложение сделать выставку, и я хочу её просто сделать! – так он пытался выразить суть проекта, когда мы писали текст.

Он рассказал в лицах, как изложил эту идею в песочнице на детской площадке критику Серёже, и как они омыли её с возлиянием любимого Серёжиного напитка «Трофи», как со слезами пьяного братания они кричали ночью в московском дворе на Зоологической улице, наверное даже целовались:

– Валера великий художник!

– Серёжа самый крутой арт-критик!

– Мы лучшие!!!

Несмотря на то, что у него был сформировавшийся в фотографии стиль, под натиском Серёжи Валера решил сделать новый проект как актуальное искусство. Идея как бы есть, и, опять-таки, вроде хорошая, но как её осуществить? В голову к нему ничего не шло, пока он не понял, что сам выбор критиком Серёжей его как автора в ответ на его чистое художническое желание эксгибиционировать свои произведения – это и есть Идея! И когда он спросил у кураторши и критика, почему они его взяли, те сказали ему: