Круэлла де Виль. История злодейки с разбитым сердцем - Серена Валентино

– Не будет, мама. Джек ничего мне не оставил. Точнее, ему нечего было мне оставлять. Его бизнес прогорел, деловые партнёры его предали, Джек отчаянно пытался удержаться на плаву, и это продолжалось всё время, пока мы с ним были женаты, только я об этом ничего не знала. Одним словом, после него ничего не осталось.

– Это ужасно! Как мог Джек допустить такое? – воскликнула мама.

– Сэр Хантли полагает, что Джек долго боролся со своими, с позволения сказать, партнёрами и постоянно проигрывал им, теряя огромные деньги. Разумеется, мне он об этом ничего не говорил. Ты же знаешь, мама, Джек всегда хотел, чтобы я жила счастливо и не ведала забот. Всё для этого делал.

– Ну а деньги его семьи? Как же деньги его семьи? На них-то партнёры Джека не могли наложить свою лапу? Ты можешь получить эти деньги?

– Я... подписала кое-какие бумаги, – пролепетала я. – Перед свадьбой. Брачный договор это называется. В тот момент я ни о чём таком, само собой, не думала, была уверена, что мы с Джеком всю жизнь будем вместе. Но вот теперь его нет, и деньги его семьи стали для меня недоступны. Совершенно. Их защищает от меня тот самый договор.

– Это возмутительно, Круэлла! Куда же ты теперь пойдёшь? Что будешь делать? На что жить будешь? Не понимаю, как такое могло произойти! – Мамочка была в шоке, была близка к истерике, только всё это никак не могло помочь делу.

– Как такое могло произойти? Думаю, по моей вине, мама. Возможно, не спрячься я от всего мира после смерти Джека, мне удалось бы побороться за эти деньги, но теперь, как говорит сэр Хантли, уже ничего невозможно сделать. Поздно.

– Если сэр Хантли говорит, что ничего сделать нельзя, значит, так и есть. Теперь нужно думать, как ты будешь жить дальше. Нет, я просто поверить не могу, что Джек тебя без гроша оставил! Это у меня просто в голове не укладывается! – Она резко поднялась с диванчика и подошла к камину.

– По-моему, папа оставил мне де Виль-холл на случай, если со мной случится что-то подобное. Это было что-то вроде страховки на случай катастрофы.

– Это просто великолепно, что папа о тебе позаботился. Значит, я могу не волноваться за тебя. – И мамочка с любовью посмотрела на папину фотографию, стоявшую на каминной полке.

– Но мама, доходы с тамошних арендаторов и фермеров едва покрывают расходы на содержание дома и земель, на жизнь после этого практически ничего не остаётся. Знаешь, я подумала, нельзя ли мне отправиться путешествовать вместе с тобой? А может, ты откажешься продавать наш дом, и я в нём останусь, а? Ещё не поздно сказать, что ты отказываешься продавать дом, как ты думаешь?

– Послушай, моя дорогая, я полагаю, что тебе будет очень полезен деревенский воздух и тихая жизнь вдали от шумного большого города. Тебе нужно взять себя в руки, Круэлла, и начать новую жизнь. Точно так же поступила я после смерти твоего папы.

– Новую жизнь начать? Как, интересно, мне это удастся, не подскажешь?

– Круэлла, ты сильная, волевая, предприимчивая женщина. Молодая. Ты очень похожа на меня. Так, во всяком случае, всегда говорил твой отец. Теперь взгляни на меня. Я потеряла мужа и свои деньги, но теперь мне удалось вернуть их назад! И ты способна сделать то же самое! Выделяйся среди всех прочих, девочка моя! А разве начать всё с совершенно чистого листа – не самый лучший способ выделиться и показать, на что ты действительно способна? Чистый лист, новая жизнь и новый дом – де Виль-холл. Всё это идеально для тебя подходит, моя Круэлла.

О де Виль-холле у меня остались обрывочные, смутные детские воспоминания. Мы редко там бывали, потому что это поместье было слишком захолустным для мамы, «навозом пахло», как она любила говорить. Возле дома была маленькая деревушка, окружённая фермами. За ними, куда ни посмотри, только поля да невысокие холмы. Довольно унылое зрелище, должна вам сказать. И до Лондона далеко, несколько часов езды. Одним словом, глухомань, бесконечно далёкая от моих друзей, от жизни, которую я тщательно выстроила себе за проведённые с Джеком годы.

Я чувствовала себя так, словно меня отправили в изгнание, спрятали подальше от всех, чтобы моей мамочке не приходилось стыдиться своей ставшей нищей дочери. Убрали с глаз долой, потому что я постарела и почернела от горя. Можно ли придумать лучшее место для этого, чем дряхлое поместье де Вилей в деревенской глуши? То самое, которое вскоре станет известно как Хелл-холл – Адский дом, жилище самого дьявола.

Несмотря на то что де Виль-холл оказался больше и даже, можно сказать, роскошнее, чем я помнила, место это было угрюмым и словно затерявшимся во времени. Старинные бархатные диваны, резная деревянная мебель, потемневшие портреты папиных предков, смотревших на меня из позолоченных рам. Мёртвое место, самое подходящее место для того, чтобы умереть, а именно это я и намеревалась сделать. Умереть. Дни и ночи я проводила в тоске по своему Джеку, по своим родителям, по своей прежней жизни. Меня хватало только на то, чтобы без конца плакать, и больше ни на что. Слыша мои ночные рыдания, местные жители вскоре начали называть мой дом Хелл-холлом. Подумав, я решила, что это новое название как нельзя лучше подходит ему.

Меня окружал мрак, из которого не было выхода, в котором не было ни единого проблеска. Мрак, в котором я сидела, погрузившись в отчаяние, и могла только плакать, плакать, плакать. Выплакавшись до изнеможения, я засыпала и видела сны, в которых мы с Анитой гуляли по лесу возле школы мисс Апторн, и смеялись, и были счастливы. А потом я просыпалась в тёмной комнате с отслаивающимися обоями на стенах и скрипучими, стонущими под ногой половицами. Я была ужасно зла на весь белый свет. Зла на Джека, который не позаботился о том, как я буду жить без него. Злилась на себя за то, что не прислушалась к папиным предупреждениям насчёт моей матери, и на папу тоже злилась за то, что он не сделал так, чтобы защитить меня от неё. Я была одна, и это целиком была, разумеется, моя вина. Я оттолкнула от себя Аниту. Я никогда не верила её предупреждениям, а она оказалась права. Во всём, во всём права. И все остальные тоже были правы, все, кроме меня.

Я отдала матери всё, что у меня было, а она повернулась ко мне спиной. Удивительно, как это я смогла тогда сдержаться и не вцепилась ей в волосы, когда она отказалась помочь мне и отправила сюда, где только ветер завывает в темноте за окном, да где-то вдали лают собаки. Ах, мама, мама. Я всегда боялась рассердить её. Боялась, что, если стану ей перечить, она бросит меня. В конце концов, она меня всё-таки бросила, как я ни старалась.

Я не могла сказать, сколько времени прошло с тех пор, как меня занесло в этот старый дом. Как давно я сижу здесь, без конца оплакивая свою былую жизнь. Сколько одиноких ночей я проплакала в темноте, и никто, никто не пришёл, чтобы утешить меня. Я перестала быть самой собой. Забросила вещи, напоминавшие мне о тех, кто оставил меня одну. Перестала надевать меха, и нефритовые серьги, даже кольцо с нефритом, которое подарил мне Джек, носить перестала. Один вид этих вещей вызывал у меня злость, а затем безутешные слёзы. Буквально у меня на глазах рушилась, превращалась в руины моя собственная жизнь. Впрочем, что значит – рушилась? Я сама разрушила её, сама погубила. Я всё чаще вспоминала тот памятный Рождественский Сочельник, когда мы ещё были близки с Анитой. Праздничный обед внизу со слугами, когда мы все были одной большой дружной семьёй. А потом я оттолкнула от себя всех этих людей. Оттолкнула и осталась одна. Я очень скучала по Аните, и по Пэдди тоже. Ах, если бы можно было вернуть их, если бы только...