Камигава: Рассказы - Jay Moldenhauer-Salazar

луч солнечного света пробился сквозь деревья на западном холме, всколыхнув сумрачный бриз.

Спешно, он распахнул двери. Золотой гонг висел по центру зала, слегка покачиваясь на своей подставке, удар мягкого молота все еще звенел в воздухе. Но того, кто бил в гонг, видно не было. Лицо мужчины исказилось от досады на предательство ветра и свой провал.

- Легко быть невидимым, как ками, - произнес знакомый голос. – Они ходят по завесе меж мирами. Шагни в сторону, в какуриё, и для смертных тебя нет. Шагни в другую сторону, в уцушиё, и ты один из нас. – Смеясь, Учитель Кагеро спрыгнул вниз со стропил с мрачной грацией духовного кумо. – Ты знал, Хигурэ, что некоторые из кицунэ обучились чувствовать запах ками? Да, даже у богов есть слабые места. Пусть у ками будет их пелена невидимости, гораздо сложнее оставаться в этом мире, и в то же время быть никем неувиденным.

Это был урок, который человек слышал много раз, и все же, кое-что из слов учителя заставило его замереть. – Хигурэ?

- Да, Хигурэ… сумрак… теперь это твое имя, ибо ты пришел ко мне вечером, когда солнечный свет исчезает и уходит от нас.

- Но лишь учитель ниндзя может… - Неожиданно, ответ на его вопрос был ему очевиден, прежде чем он договорил его.

- Ты теперь учитель. – Учитель Кагеро выпрямился, приняв формальную позу. – Хигурэ, Я нарекаю тебя так, но я также нарекаю тебя «Бесшумный Ветер» ибо ты был бесшумным ветром у моих дверей, даже когда сумеречный бриз дул вокруг тебя. Тебе повезло, что я не враг тебе. Никогда не забывай, что ты смертен, Хигурэ.

Учитель Кагеро опустил плечи, и на мгновение показалось, будто изнуряющий груз старости, которого он ловко избегал всю свою жизнь, наконец, настиг его. – У нас новый заказчик, - сказал он, шаркая к своему столу у стены, вытаскивая свиток, обернутый дорогой позолоченной парчой. Из-за сгорбленной спины его учителя, Хигурэ видел серебряный почерк каллиграфии лунного народа. Он задумался, кого хотел убить один из соратами, и почему, но теперь он был гораздо старше того мальчика, который так глупо задал своему учителю вопрос в классе со стенами из соломы и глины. Учитель Кагеро развернул свиток и повернулся к нему лицом. – Ты вернешься в холмистые земли.

*   *   *   *   *

Хигурэ движется бесшумно вверх по узкой винтовой лестнице из красного дерева, ведущей в коридор перед покоями лотоса, где отдыхает благородный юноша, когда не встречает посетителей в приемном зале на первом этаже. Ставня скользит в сторону. Он прижимается к стене и прислушивается к голосу в дали коридора.

- Нет, Кио, я сказал, что здесь безопасно, и ты останешься здесь. – Пауза, затем голос продолжает, чуть мягче. – Я твой отец и ты не ослушаешься меня. – Он проходит еще три ставни по коридору, чтобы разглядеть мужчину, говорящего с кем-то в комнате. – Не волнуйся, - говорит мужчина, теребя пальцами ремешки своего тяжелого железного шлема, - они, вероятно, просто снова заигрались в саду. Я посмотрю, что там случилось и сразу вернусь.

Крашеная ставня плотно закрывается, и мужчина идет по коридору, проходя не более чем в ширине ладони от места, где стоит Хигурэ. Самурай торговец Нитта крупный, и спускается по винтовой лестнице, слегка покачиваясь, словно подволакивая правую ногу – вероятно, старая рана. Выйдя из своего укрытия, Хигурэ нащупывает ставню, и распахивает ее.

Он входит в комнату тяжелой поступью, хромота на правую ногу едва заметна, но все же присутствует. Угольная жаровня в углу наполняет комнату задымленным светом, но здесь достаточно темно, чтобы обман Хигурэ сработал, и сын аристократа поднимает глаза с того места, где сидит, в роскошной пурпурной мантии. Нет, не сын – дочь. Бледные и тонкие руки, высокие, начерченные брови, губы, окрашенные в цвет индиго, глаза прозрачнее голубых ледников, и щеки цвета цветков сливы – все в точности так, как в его воспоминаниях о женщине, купавшейся в реке у моста много лет назад. Это она.

Разум Хигурэ вскипает. Он слышит голоса – мальчик, юноша, мужчина в нем требует быть услышанным. Затем, еще один голос, голос мудрости, преподает урок в жаркий летний день. – Значение ты должен отыскать сам. – Неожиданно, он понимает, что это значит. Меч, который Учитель Кагеро нарисовал на том свитке целую жизнь тому назад, был ниндзя-то, который он теперь носил с собой, и сердце было его собственным.

Леди Кио встает, не желая сидеть на месте, и понимает, что чего-то не хватает, когда она видит сияние углей, отраженное на обнаженной стали. – Вы не мой отец, - шепчет она голосом, холодным, как горный ручей, в котором она когда-то купалась. – Мой отец был воином, сражавшимся на поле боя – истинным мужчиной. Вы не мужчина.

- Нет, - отвечает Хигурэ, - Я ниндзя.

Крик эхом отражается от деревянных ставен коридора. В свете углей, рассыпанных из перевернутой жаровни, темно-красное пятно расползается по индиго, стекая на коврик татами на полу покоев лотоса. Снаружи безмятежная ночь, луна тяжело свисает с небес. Единственный звук, это стрекот цикад. Затем и они, также, замолкают.

Возмездие Войны

Jeff Grubb

Проклятый воин явился с запада, где умирающее солнце утопало в кроваво-красных клубах пыли, первых предвестников урагана, надвигавшегося из равнин. Я был тем, кто обнаружил проклятого воина, и потому, несу ответственность за все, что последовало за этим.

Располагайся наша деревня на пару миль дальше на восток, или не увидь я его шатающийся силуэт, спотыкаясь, бредущий сквозь низкие кустарники предгорья, он бы погиб и все мы миновали бы своей участи. Но деревня не пролегала дальше на восток, и я заметил его там, а потому, должен принять весь груз своей ответственности.

В тот вечер мне бы лучше было спать, завернувшись покрепче от горячего ветра, или присматривать за овцами, или обмениваться небылицами у костра. Но в мире происходили странные и жуткие вещи, духи и чудовища бродили по земле и кто-то должен был быть начеку, наблюдая за ними. И стать одним из таких наблюдателей выпало мне.

Я стоял на вахте, осматривая равнины западных земель в заброшенной части деревни. Отдаленные холмы уже исчезли в густой, клубящейся красной пыли. Проклятый воин был не более чем тенью, и поначалу я принял его за волка,