Досье «ОДЕССА» - Фредерик Форсайт

Маккензен вышел из дома и проехал к «ягуару». Внимательно оглядел его, чтобы при случае не перепутать. Он долго не мог решить, остаться здесь и подождать Миллера, или нет. Дело в том, что Вервольф приказал выследить Байера и Миллера, предупредить Франца и отослать его домой, а потом расправиться с Петером. Но предупредить Байера теперь означало спугнуть Миллера, дать ему возможность уйти, поэтому звонить в «Три якоря» Маккензен не стал.

Он взглянул на часы. Без четверти одиннадцать. Он сел в свой «мерседес» и направился к центру города.

Йозеф бодрствовал на кровати в номере заштатной гостиницы на окраине Мюнхена, как вдруг из фойе позвонили и сказали, что ему пришла телеграмма. Йозеф спустился и забрал ее.

Вернувшись к себе, он вскрыл желто-коричневый конверт и пробежал взглядом внушительное содержимое. Телеграмма начиналась так:

Сельдерей: 481 марка 53 пфеннига

Дыни: 362 марки 17 пфеннигов

Апельсины: 627 марок 24 пфеннига

Грейпфруты: 313 марок 88 пфеннигов.

Список был длинный, однако все входившие в него фрукты и овощи обычно экспортировал в Европу Израиль, так что телеграмма читалась как ответ какого-нибудь представителя торговой фирмы о ценах на продукты. Пользоваться международным телеграфом для передачи шифровок – дело рискованное, однако в ФРГ из-за границы приходит ежедневно столько деловых телеграмм, что для проверки их всех потребовалась бы целая армия криптографов.

Не обращая внимания на слова, Йозеф выписал все цифры впритык друг к дружке. Таким образом, трех– и двухзначные числа, обозначавшие цены в марках и пфеннигах, исчезли, из них образовалось одно число, столь многозначное, что оно занимало несколько строк. Йозеф разбил его на группы по шесть цифр, вычел из каждой тогдашнюю дату – 20 февраля 1964 года. Получились новые шестизначные числа.

Для шифровки использовался простейший книжный код, основанный на Уэбстеровском толковом словаре английского языка, изданном в Нью-Йорке в серии «Популярная библиотека». Первые три цифры шестизначного числа указывали номер его страницы, в четвертой учитывалась лишь четность. Если цифра была нечетной, это означало, что искать нужно в левом столбце на странице словаря, если четной – в правом. Последние две соответствовали номеру слова в столбце, если считать сверху. Йозеф трудился не покладая рук полчаса, наконец раскодировал телеграмму, прочел ее… и горестно схватился за голову.

Еще через полчаса он сидел у Леона. Прочитав шифровку, руководитель группы мстителей выругался, а потом сказал:

– Какая жалость. Но такое я предвидеть не мог.

Ни Леон, ни Йозеф не знали, что за последние шесть дней в «Моссад» поступили три коротких сообщения. Одно послал резидент в Буэнос-Айресе. Он передал, что некто в Аргентине санкционировал выплату суммы, эквивалентной миллиону западногерманских марок, некоему Вулкану, чтобы тот смог «закончить очередную стадию исследовательских разработок».

Второе сообщение пришло от сотрудника одного из швейцарских банков, через который средства из разбросанных по всему миру нацистских фондов обычно переводились на счета живших в ФРГ людей «ОДЕССЫ». В нем говорилось, что из банка в Бейруте в банк в Западной Германии переслали один миллион марок, которые получил наличными человек, десять лет назад имевший там счет на имя Фрица Вегенера.

Третье исходило от египетского полковника, занимавшего высокий пост в том отделе службы безопасности АРЕ, которому было поручено охранять завод № 333. За вознаграждение, достаточное для безбедной жизни в отставке, он согласился несколько часов побеседовать с агентом «Моссада» в одной из гостиниц Рима. Во время этой беседы полковник сообщил, что ракетам в Хелуане не хватает лишь надежной системы теленаведения, а разрабатывают ее в Западной Германии, и вся затея обойдется «ОДЕССЕ» в миллион марок.

Данные сообщения вместе с тысячами других обработали компьютеры профессора Ювеля Неймана, израильского гения, впервые применившего ЭВМ для информационного анализа (впоследствии Нейман стал отцом израильской атомной бомбы). И если человеческая смекалка могла подвести, машинный разум безошибочно связал три сообщения в логическую цепочку, «вспомнив», что до скандала с женой в 1955 году под именем Фрица Вегенера назывался Эдуард Рошманн.

А в подвале у Леона Йозеф безапелляционно заявил:

– Я остаюсь здесь. Ни на шаг не отойду от телефона, по которому должен звонить Миллер. Достаньте мне мощный мотоцикл и бронежилет. Даю вам на это час. Если немец вдруг позвонит, я должен быть готов приехать за ним немедленно.

– Если его разоблачили, вы все равно не успеете.

– Теперь понимаю, зачем они его предупреждали. Стоит ему на милю подойти к Рошманну, как его убьют.

Когда Леон ушел из подвала, Йозеф перечитал шифровку снова. В ней говорилось: «Согласно последним сведениям, успех разработки системы теленаведения для ракет Египта зависит от западногерманского промышленника по прозвищу Вулкан. Его настоящее имя Рошманн. Немедленно задействуйте Миллера, чтобы выследить и уничтожить Рошманна. Баклан».

Йозеф уселся за стол и начал заряжать свой «Вальтер ППК», время от времени поглядывая на молчавший телефон.

За ужином Байер вел себя как радушный хозяин – рассказывал свои любимые анекдоты и сам же над ними хохотал. Не раз Миллер пытался перевести разговор на тему о новом паспорте. Но Байер лишь хлопал его по плечу, просил не волноваться и добавлял: «Предоставь это мне, старик, предоставь это дяде Байеру».

Проработав восемь лет в журналистике, Миллер знал, как споить собеседника и остаться трезвым самому. Для этого лучше всего заказать белое вино – его подают как шампанское, в ведерках со льдом, куда при случае можно опорожнить свой стакан. Такую уловку Петеру, пока Байер глядел в другую сторону, удалось проделать трижды.

На десерт они распили две бутылки превосходного рейнвейна, и с Байера, одетого в тесный, наглухо застегнутый костюм, градом покатился пот. Толстяку вновь захотелось пить, и он заказал третью бутылку.

Миллер притворился, будто не верит, что ему всерьез хотят помочь с новым паспортом, поэтому за содеянное в сорок пятом во Флоссенбурге он угодит в тюрьму.

– Разве вам не понадобятся мои фотографии? – озабоченно спросил он.

– Да, пара штук, – Байер захохотал. – Не беда. Сфотографируешься в автомате на вокзале. Подождем, пока волосы у тебя отрастут подлиннее, а усы станут погуще.

– И что потом?

Байер придвинулся и обнял его за плечи пухлой рукой. Дыша перегаром в ухо журналисту, толстяк прошептал:

– Потом я отошлю их одному моему приятелю, и через неделю придет паспорт. По нему ты получишь права – придется, конечно, опять сдавать экзамен – и карточку социального страхования. А властям скажешь, будто пятнадцать лет прожил за границей и только что вернулся. Словом, старик, не переживай, все это пустяки.

Хотя Байер опьянел, он не сказал ни одного лишнего слова, а Петер не пытался чересчур давить на него, боясь, что тот заподозрит неладное и замолчит вообще.