Крепкие мужчины - Элизабет Гилберт

Мать Рут дала им с собой корзинку с хлебом, сыром и шоколадками. Рут открыла корзинку. Там лежала маленькая головка сыра – мягкого, покрытого корочкой воска. Рут разрезала сыр ножом, и он распространил убийственный запах – будто что-то протухло на дне сырой ямы, а если точнее – пахло блевотиной на дне этой самой ямы.

– Черт! Ну и вонь! – воскликнул Кэл.

– О господи, – пробормотала Рут, поскорее засунула сыр обратно в корзинку и захлопнула плетеную крышку. А потом она закрыла нос краем свитера. И то, и другое оказалось совершенно бесполезно.

– Выброси его! – крикнул Кэл. – Выкини его из машины!

Рут открыла корзинку, опустила стекло и выбросила сыр. Головка подпрыгнула и покатилась по дороге позади машины. Рут высунула голову в окошко, пытаясь отдышаться.

– Что это было? – требовательно вопросил Кэл. – Что это было?

– Мама сказала, что это сыр из козьего молока, – ответила Рут, отдышавшись. – Домашний. Кто-то преподнес мисс Вере на Рождество.

– Чтоб убить ее, не иначе!

– Наверное, это деликатес.

– Деликатес? Она сказала, что это деликатес?

– Оставь ее в покое!

– Она хотела, чтобы мы это съели?

– Это был подарок. Она не знала.

– Ну, теперь я знаю, откуда взялось выражение «разрежь сыр».

– Ой, ради бога.

– Раньше я никак не мог понять, почему про некоторые сыры говорят, что они воняют, как портянки, а теперь понял, – сказал Кэл. – Как портянки. Вот уж не думал, не гадал.

Рут сказала:

– Хватит, Кэл. Окажи такую любезность, не разговаривай со мной до конца поездки.

Они долго молчали, а потом Кэл Кули задумчиво изрек:

– А вот интересно, откуда взялось выражение «пустить ветры»?

Рут сказала:

– Отцепись от меня, Кэл. Пожалуйста, ради бога, оставь меня в покое.

Когда они подъехали к пристани в Рокленде, пастор Вишнелл и его племянник уже были там. Рут увидела «Новую надежду», стоявшую в сером ровном море, покрытом пятнышками дождевых капель. Никто ни с кем не поздоровался.

Пастор Вишнелл сказал:

– Отвезите меня в магазин, Кэл. Мне нужен бензин, продукты и канцелярские товары.

– Конечно, – ответил Кэл, – без проблем.

– Оставайся здесь, – сказал пастор Вишнелл своему племяннику Оуни, а потом, разыграв повелительную пасторскую интонацию, указал пальцем на Рут и добавил: – Оставайся здесь.

Мужчины уехали. Рут и Оуни остались на пристани под дождем. Вот так. Оуни был одет в новенький желтый дождевик, такого же цвета шляпу от дождя и сапоги. Он стоял – неподвижный и широкий – и смотрел на море, сжав огромные руки за спиной. Рут было приятно, что он такой великан. Его тело было плотным, наполненным силой притяжения. И еще ей понравились его длинные светлые ресницы.

– Хорошая у тебя была неделя? – спросила Рут у Оуни Вишнелла.

Он кивнул.

– Чем ты занимался?

Он вздохнул с таким видом, словно с трудом пытался вспомнить.

– Ничем особенным, – наконец ответил он негромким баском и опустил руки.

– О… – кивнула Рут. – А я ездила в Конкорд навестить маму. Это в Нью-Гемпшире.

Оуни кивнул, нахмурился и сделал глубокий вдох. Похоже, он собрался что-то сказать, но вместо этого снова молча сцепил руки за спиной. Его лицо было бесстрастным. «Он невероятно стеснительный, – подумала Рут, и ей это показалось очаровательным. – Такой большой и такой стеснительный!»

– Правду говоря, – сказала Рут, – я огорчаюсь, когда вижусь с ней. Мне не нравится на материке, я хочу поскорее вернуться на Форт-Найлз. А ты? Тебе больше нравится здесь? Или там?

Лицо Оуни Вишнелла стало розовым, потом ярко-вишневым, потом снова розовым, а потом вернулось к нормальному цвету. Рут зачарованно пронаблюдала за этой необычной сменой окраски и спросила:

– Я тебе надоедаю?

– Нет.

Оуни снова покраснел.

– Моя мама всегда уговаривает меня уехать с Форт-Найлза. Не то чтобы она меня так уж сильно уговаривала, но она заставила меня учиться в школе в Делавере, а теперь хочет, чтобы я перебралась в Конкорд. Или поступила в колледж. А мне нравится здесь. – Рут указала на океан. – Я не хочу жить с семейством Эллисов. Я хочу, чтобы они оставили меня в покое. – Она сама не могла понять, почему рассказывает обо всем этому тихому, стеснительному молодому великану в чистеньком желтом дождевике. Ей вдруг показалось, что она ведет себя как ребенок. Или как дура. Но, посмотрев на Оуни, она поняла, что он ее слушает. Он не смотрел на нее как на ребенка или как на дуру. – Я тебе точно не надоедаю?

Оуни Вишнелл кашлянул в кулак и в упор посмотрел на Рут, мучительно моргая голубыми глазами.

– Хм… – проговорил он и снова кашлянул. – Рут.

– Да. – Она испытала волнение, услышав, как он произнес ее имя. Она и не знала, что оно ему известно. – Да, Оуни?

– Хочешь кое-что увидеть? – спросил Оуни. Он произнес свой вопрос скороговоркой, поспешно, словно на исповеди. Вдобавок это было сказано очень взволнованно, будто он собрался показать Рут мешок украденных денег.

– О да, – ответила Рут. – Очень хочу.

Вид у Оуни был напряженный, неуверенный.

– Покажи, – попросила Рут. – Покажи мне. Конечно. Покажи то, что ты хотел мне показать.

– Надо быстрее, – пробормотал Оуни и вдруг ожил.

Он быстро зашагал к концу причала, и Рут бросилась за ним.

Он сбежал по трапу в гребную шлюпку, молниеносно отвязал ее и дал Рут знак спуститься. В тот момент, когда она спрыгнула в лодку, он уже фактически заработал веслами. Греб он красиво и мощно. Свишш… свишш… свишш. Лодка понеслась по волнам.

Оуни провел лодку мимо «Новой надежды», мимо всех других лодок, стоящих в гавани, и не подумал сбавить скорость. Костяшки его пальцев, сжимавших весла, побелели, а губы вытянулись в тонкую белую линию. Рут держалась за оба борта лодки. Ее снова поразила сила Оуни. Тридцать секунд назад, стоя на пристани, она не собиралась делать ничего подобного. Оуни греб до тех пор, пока они не покинули закрытую берегами бухту, пока легкие волны не превратились в могучие валы, на которых маленькая лодочка запрыгала вверх и вниз. Они приблизились к большой гранитной скале – даже, вернее, к маленькому гранитному островку, и Оуни завел лодку за этот островок. Теперь их совсем не было видно с берега. Волны бились о скалу.

Оуни всмотрелся в океан, хмурясь и негромко дыша. Он повел лодку вдаль от островка, футов на сорок, и остановился. Потом он встал и вгляделся в воду, а потом снова сел и греб еще футов десять, после чего опять вгляделся в глубину. Рут перегнулась через борт, но ничего не увидела.