Врата судьбы - Агата Кристи

– Не то чтобы догадки, их у меня нет. Но, вы понимаете, ведьу человека есть уши, и он слышит, и я знаю людей, про которых дядя Айзи иногдаговорит… говорил, что у них против него есть зуб, и говорил, что это из-затого, что он про них слишком много знает, а в особенности про то, что известноим самим, и о том, что когда-то случилось. Но, понимаете, разговоры все времяшли о человеке, который давным-давно помер, так что невозможно во всемразобраться, понять и запомнить.

– Но все равно, – сказала Таппенс, – тебе придется нампомочь, Генри.

– Вы хотите сказать, что позволите мне в этом участвовать?

– Да, – сказала Таппенс. – В особенности если ты умеешьдержать язык за зубами. Сказать о том, что разузнаешь, можно только мне, но нив коем случае нельзя делиться с друзьями, потому что тогда это станет известновезде и всюду.

– Понимаю. Ведь убийцы могут что-то прознать, и они станутохотиться за вами и мистером Бересфордом, верно?

– Вполне возможно. И мне бы этого очень не хотелось.

– Ясно-понятно, – сказал Генри. – Послушайте, если я чтоузнаю или найду, я приду к вам и спрошу, нет ли у вас какой работы. Ладно такбудет? И тогда расскажу вам, что узнал, и никто нас не услышит. Вот толькосейчас я пока ничего не знаю. Но у меня, видите ли, есть друзья. – Он расправилплечи и напустил на себя важный вид – видел, наверное, такое по телевизору. – Язнаю, что к чему. Люди-то ничего не подозревают, а я все равно знаю, что кчему. Они не думают, что я слушаю, понимаете, а сами возьмут да и скажут… ну,вы понимаете, если сидеть тихо и молчать, то много чего можно услышать. А всеэто, наверное, очень важно, да?

– Да, – подтвердила Таппенс, – да, очень важно. Но мы должныбыть осторожны, Генри. Ты это понимаешь?

– Ну конечно. Я обязательно буду осторожным. Так, чтоосторожнее не бывает. А он ведь очень много чего знал про это место, –продолжал Генри. – Я имею в виду дядю Айзека.

– Ты говоришь о доме и о саде?

– Точно. Он знал разные истории, понимаете? Люди видели, ктокуда приходил, кто что делал с разными предметами, кто с кем встречался и гдеэто было. И где у них захоронки. Иногда он про это говорил. Мать-то, конечно,особо не прислушивалась. Считала, что все это одни глупости. Джонни – это мойстарший брат – тоже считал, что это глупости, и не слушал. А я вот слушал, иКларенс тоже, ему было интересно. Он, понимаете, любит всякие такие фильмы. Онмне так и говорил: «Чак, это точно как в фильме». И мы часто говорили об этихвещах.

– А тебе не приходилось слышать о женщине, которую звалиМери Джордан?

– Конечно, я слышал. Она была немка и шпионка, верно?Вызнавала секреты у морских офицеров, да?

– Да, кажется, что-то в этом роде, – сказала Таппенс,мысленно прося прощения у покойной Мери Джордан, однако считая, что спокойнеепридерживаться именно этой версии.

– Она, верно, была хорошенькая, а? Даже, наверное, красивая.

– Право, не знаю, – сказала Таппенс. – Ведь мне было годатри от роду, когда она умерла.

– Да, конечно, наверное, так. Но о ней и сейчас иногдаговорят, я сам слышал.

– Как ты тяжело дышишь, у тебя взволнованный вид, – сказалТомми, когда его жена, все еще одетая для работы в саду, вошла через боковуюдверь, едва переводя дыхание.

– Я действительно немного волнуюсь, – призналась Таппенс.

– Не слишком переутомилась в саду?

– Нет. По правде говоря, я вообще ничего не делала. Простостояла у грядки с салатом и разговаривала… разговаривала с… называй его какхочешь.

– Кто же это был?

– Мальчик, – сказала Таппенс. – Мальчик.

– Он пришел предложить свою помощь в саду?

– Не совсем. Это, конечно, было бы очень кстати, но, ксожалению, нет. Он пришел выразить свое восхищение.

– Нашим садом?

– Нет. Мною.

– Тобой?

– Это тебя так удивляет? – лукаво спросила Таппенс. –Пожалуйста, не задавай вопросов. Однако должна признать, bonnes bouches[15]происходят тогда, когда их меньше всего ожидаешь.

– Ах вот как. Так что же вызвало его восхищение? Твоякрасота или твой рабочий комбинезон?

– Мое прошлое.

– Твое прошлое?

– Да. Он был просто потрясен, когда узнал, что я, как онвежливо выразился, та самая леди, которая в прошлую войну разоблачила немецкогошпиона. Того, кто выдавал себя за капитана в отставке, хотя никогда им не был.

– Господи, твоя святая воля! – воскликнул Томми. – Снова «Нили М?»! Неужели же это никогда не забудется, так, чтобы можно было житьспокойно?

– Ну, я не уверена, что мне хочется все это забыть, –сказала Таппенс. – Зачем забывать? Если ты когда-то была знаменитой актрисой,то всегда приятно, когда тебе об этом напоминают.

– Да, понимаю, что ты хочешь сказать.

– И я думаю, что это может оказаться весьма полезным,принимая во внимание то, что мы собираемся делать.

– Ты говоришь, это мальчик. Сколько ему лет?

– Да лет десять-двенадцать, как мне кажется. По виду ему небольше десяти, но я думаю, что ему двенадцать. И у него есть приятель, которогозовут Кларенс.

– А какое это имеет значение?

– В данный момент никакого, – сказала Таппенс, – но он иКларенс действуют заодно и, насколько я понимаю, готовы поступить в нашераспоряжение. Они могут что-то разузнать или что-то нам сообщить.

– Если им десять или двенадцать лет, как они могут что-тонам сообщить? Смогут ли они запомнить, что именно нам нужно узнать? – сказалТомми. – Что он тебе рассказывал?

– Он был немногословен, говорил короткими фразами, – сказалаТаппенс, – которые состояли в основном из «вы знаете» и «вы понимаете».

– И все это были вещи, которых ты не знала и не понимала.

– Он просто пытался объяснить то, что слышал.

– А от кого слышал?

– Ну, я бы, конечно, не сказала, что это сведения из первыхрук, и даже не из вторых. Вполне возможно, что из третьих, четвертых, пятых идаже из шестых. Кроме того, эти сведения состояли из того, что слышал Кларенс иего дружок Элджернон. Элджернон сказал, что Джимми слышал…