Врата судьбы - Агата Кристи

– Верно. Это ранний сорт. Он такой хрустящий… Очень вкусный.

– Ну, спасибо тебе большое, – сказала Таппенс.

Она повернулась и пошла к дому, но потом вспомнила, чтооставила в огороде свой шарф, и вернулась назад. Генри Бодликот, которыйнаправился было домой, остановился и подошел к ней.

– Я оставила здесь шарф, – сказала Таппенс. – Где он? Ахвот, здесь, на ветке.

Он протянул ей шарф и стоял, глядя на нее, нерешительнопереминаясь с ноги на ногу. У него был такой смущенный и взволнованный вид, чтоТаппенс не могла понять, что с ним такое.

– В чем дело? – спросила она.

Генри потоптался на месте, посмотрел на нее, потом сновапотоптался, сунул палец в нос, почесал правое ухо, продолжая топтаться.

– Я просто… Не можете ли вы… Я хочу сказать… нельзя ли васспросить…

– О чем? – спросила Таппенс. Она остановилась, вопросительноглядя на мальчика.

Генри сильно покраснел и продолжал нерешительно мяться.

– Ну, я не хотел… я не собирался спрашивать, но мнеинтересно… люди говорят… они говорят… я слышал…

– Да говори же, в чем дело? – Таппенс не могла понять, чтотак взволновало Генри, что он мог такого услышать, что было бы связано с жизньюмистера и миссис Бересфорд, новых владельцев «Лавров». – Итак, что именно тыслышал?

– О, просто… ну, просто что вы та самая леди, которая ловилашпионов в прошлую войну. И вы, и ваш муж. Вы этим занимались и поймали одного,который был немецким шпионом, а притворялся другим человеком. А вы его поймали,и вообще у вас были всякие приключения, и в конце концов все открылось. Я хочусказать, вы были… Не знаю, как это называется, вы, наверное, служили в этомсамом секретном отделе и поймали шпиона, и вообще все было так здорово.Конечно, все это было давно, но все равно, все было жутко запутано и связано… скакими-то детскими стишками.

– Вот это верно, – сказала Таппенс. – «Мой гусёк», вот какиестишки. Я помню.

Где он бродит, мой гусёк?

Вот забрался на шесток.

Где теперь он, угадай-ка?

У моей сидит хозяйки.

Кажется, тот самый стишок, а может быть, и другой, я теперьуже не помню.

– Скажите на милость! – удивился Генри. – Я хочу сказать,это же просто удивительно, что вы живете здесь, словно обыкновенный человек.Только не понимаю, при чем здесь эти стишки.

– А при том, что у нас был свой код, шифр называется, –сказала Таппенс.

– И его нужно было разгадывать? – спросил Генри.

– Что-то в этом роде. Но все это было давным-давно.

– Но все равно это просто потрясно, – сказал Генри. – Вы невозражаете, если я расскажу своему дружку? Есть у меня приятель, его зовутКларенс. Глупое имя, верно? Мы все над ним потешаемся из-за его имени. Но всеравно он хороший парень, верно вам говорю. Вот уж он подивится, когда узнает,что вы действительно живете здесь, среди нас.

Он смотрел на Таппенс с обожанием, словно преданный щенок.

– Просто потрясно, – снова сказал он.

– Но это было так давно, – сказала Таппенс. – Еще всороковых годах.

– Но все равно ведь вам было интересно? Или страшно?

– И то и другое. В основном, конечно, было страшно.

– Я так и думал. Но все-таки странно, что вы приехали сюда иснова занимаетесь тем же самым. Этот джентльмен ведь был из флотских, верно? Онведь называл себя капитаном военного флота, разве не так? А был он немец.Кларенс, по крайней мере, так говорит.

– Что-то в этом духе, – осторожно ответила Таппенс.

– Потому, верно, вы сюда и переехали. Ведь у нас такое тожебыло. Давно, правда, но все равно было то же самое. Он был офицером наподводной лодке. И продавал чертежи. Правда, я все это знаю только по слухам.

– Понятно, – сказала Таппенс. – Но мы приехали сюда совсемне поэтому. Просто нам понравился этот дом, он такой славный, в нем приятножить. До меня тоже дошли эти слухи, только я так и не знаю, что там на самомделе было.

– Как-нибудь я вам расскажу. Конечно, никто не знаетнаверняка, что правда и что нет, так это было или иначе.

– А каким образом твой друг Кларенс столько об этом узнал?

– Он это услышал от Мика, понимаете? Этот Мик жил у наскакое-то время, в том месте, где раньше была кузница. Он давно уже уехал, но онмного чего знал, люди ему рассказывали. И наш дядя, старый Айзек, тоже многочего знал. И иногда рассказывал нам.

– Значит, ему многое было известно об этих делах? – спросилаТаппенс.

– Ну конечно. Вот я и подумал, понимаете, когда его трахнулипо башке, не в этом ли причина. Что он слишком много знал и всем об этомрассказывал. Вот его и убрали. Так они теперь и действуют. Если кто многознает, у него из-за этого могут быть неприятности с полицией, его раз – иукокошат.

– И ты думаешь, что твой дядя Айзек… думаешь, ему многоебыло известно?

– Думаю, ему много чего рассказывали. То там что-то услышит,то здесь. Он не очень-то распространялся об этих делах, но иногда рассказывал.Вечерами курит, бывало, свою трубочку и рассказывает нам с Кларри, да еще был унас третий друг, Том Джиллингем. Он все хотел знать, вот дядя Айзи ирассказывал нам про то да про се. Мы, ясно, не знали, правду он говорит иливыдумывает. Но мне кажется, что он кое-что раскопал и знал, где что находится.И еще он говорил, что, если бы люди узнали, где оно лежит, им было бы оченьдаже интересно.

– Он действительно так говорил? – спросила Таппенс. – Ну чтож, нам это тоже интересно. Ты должен вспомнить, что именно он говорил, на чтонамекал, потому что это поможет нам выяснить, кто его убил. Ведь его убили,верно? Это же не просто несчастный случай, так ведь?

– Мы поначалу думали, что он просто умер, ведь ему иногдаделалось плохо с сердцем, он падал, у него кружилась голова и все такое. Аоказалось – я ведь был на дознании, – что все это не просто, что его нарочноубили.

– Да, – сказала Таппенс, – я думаю, что это было сделанонарочно.

– А вы не знаете, почему? – спросил Генри.

Таппенс посмотрела на мальчика. Ей в этот момент показалось,что оба они – и она и Генри – полицейские ищейки, идущие по одному и тому жеследу.

– Я думаю, что это было сделано нарочно, и мне кажется, чтои тебе, его родственнику, и мне было бы очень важно узнать, кто совершил этоскверное, жестокое дело. Впрочем, может быть, ты уже знаешь, Генри, или у тебяесть догадки на этот счет?