Убийца - Джонатан Келлерман

Он дал отбой, хлопнул меня по спине так, что у меня чуть ребра не треснули, позвонил экспертам и велел им шевелиться, пока хозяйка не передумала. А заодно отдал распоряжение «рыть землю, только без повреждений. Нужны волокна – возьмите пинцетом, а не кромсайте весь ковер. Я серьезно».

Когда он повесил трубку во второй раз, я спросил:

– Что, у Мартоло уже есть опыт столкновения с департаментом?

– Отдел по борьбе с наркотиками делал проверку в одном из ее домов. К несчастью, им дали неверный адрес, так что они только зря всех перепугали, включая бедную семью, которая проживала в той самой квартире. Дверь выбили пинком, внутри всё вверх дном перевернули, а она потом полгода ходила по инстанциям и писала бумажки, чтобы получить возмещение убытков.

– Длинная рука закона… Так что у нас дальше?

– Я ищу Ри Сайкс, а ты делаешь что хочешь.

– Адвокат Ри может знать, где она.

Майло достал блокнот.

– И кто же этот счастливчик?

– Майрон Баллистер, контора в Вэлли.

– Что он собой представляет?

– Не знаю, никогда его не встречал.

– Он отказался прийти?

– Адвокаты обеих сторон хотели со мной поговорить, это я отказался.

– Почему?

– Я всегда избегаю встреч с адвокатами, их главная цель – склонить меня на ту или другую сторону. А мне нужна чистая информация, из первоисточника. Единственное исключение – это такие дела по опеке, когда родители не отказываются сотрудничать друг с другом, тогда адвокаты помогают. А если речь идет о неродительской опеке, тогда адвокаты вообще ни при чем. Правда, юриста Конни это не остановило: они явились вдвоем и пытались войти вместе.

– Но ты ему, конечно, все объяснил.

– Ей. Медея Райт, работает в одной из самых нахрапистых фирм.

– Думаешь, с ней есть смысл разговаривать?

– Попробовать можно, хотя вряд ли она захочет помочь.

– Может, и Баллистер тоже. Однако от его клиентки что ни день, то хуже пахнет, так что попробовать стоит. Ты помнишь, где именно в Вэлли?

– Шерман-Оукс. – Я назвал адрес.

– Ты что, наизусть его выучил?

– Он был в каждом судебном документе, которые мне присылали на прочтение.

– А их был вагон и маленькая тележка.

– Как обычно.

– Знаешь, – сказал Майло, – сколько мы с тобой знакомы, я никогда не интересовался этой стороной твоей работы. А ведь там, наверное, забавного тоже хватает?

– А то как же, сплошное веселье.

Взяв полицейскую машину без опознавательных знаков, мы поехали через Перевал Сепульведа. Почти всю дорогу молчали. Лицо Майло и его поза оставались нехарактерно неподвижными. Было непонятно, что у него на уме.

Сам я тоже задумался. Опять.

Об этом.

Как я чуть не пополнил собой статистику морга.

И еще о том, кто тосковал бы по мне, а кто – не очень.

Шерман-Оукс – район вполне обеспеченный, однако и в нем есть участок – там, где бульвар Вентура пересекает Ван-Найс и уползает к западу, – температура жизни которого на несколько градусов ниже, чем окружающих: здесь есть и фастфуды, и сомнительные торговые точки, да и состояние домов, дорог и тротуаров оставляет желать лучшего.

Офис Майрона Баллистера располагался как раз посредине этого пятна деградации, в нижнем этаже двухэтажного здания цвета антисептического пластыря, зажатый между помещением какой-то фирмочки с вывеской на фарси, откуда торговали одноразовыми мобильниками вразнос, и знававшим лучшие времена кинотеатром в стиле ар-деко, ныне превращенным в «империю скидок».

Внутри офис оказался рассчитанным на двух арендаторов, хотя в наличии был всего один; сьюты А и В разделяла полоска коридора с зеленой дорожкой, которая иссякала у первой ступеньки лестницы из пористого цемента. Дощечка с надписью на двери-купе, ведущей в офис Баллистера, сообщала, что тот практикует в одиночку. Сама дверь была из клееной фанеры и серьезно нуждалась в дополнительной отделке. Внутри кто-то был.

То, что сходило у него за комнату ожидания, служило одновременно и приемной, причем такой крошечной, что было непонятно, как это пространство справляется хотя бы с одной из своих функций, не говоря уже о двух. Весь штат конторы Майрона Баллистера состоял из одной девицы лет примерно двадцати, которая помещалась за покосившимся письменным столом. Волосы юного создания были собраны в дреды. На левом предплечье красовалась наколка с изображением резвящейся феи Динь-Динь, на правом надпись – «Правильно выбирай инструменты». Ей самой орудиями труда служили двухканальный телефон, лэптоп, крышка которого была в данный момент опущена, и «Айпод», из которого неслась песня Пинк.

Полицейский жетон Майло вызвал у сего создания следующий комментарий:

– Копы? Чего стряслось?

– Мы бы хотели поговорить с мистером Баллистером.

– Он обедает.

– Где?

– «Эль Падрон».

– Где это?

– Дальше по кварталу. – Она показала налево. – Ой, нет, туда. – И показала направо.

– Вы давно здесь работаете?

– Он мой кузен, – сказала девица. – Я просто помогаю.

– Его постоянному секретарю?

Она хихикнула.

– Нет, ему. Он раньше вообще один работал, а тут я, приезжаю такая учиться, а он мне такой: помоги мне выглядеть как настоящий адвокат, Аманда, а я, типа, тебе платить даже буду. – Она пожала плечами. Дреды на голове качнулись, как балет из пикантных колбасок. – Ну, я, типа, такая: конечно.

– Что вы изучаете?

– Эстетические технологии.

– Салон красоты?

Девица слегка надулась.

– Не только. Мы постигаем науку о том, как работает кожа. – И она уставилась на рябую физиономию Майло.

– Что, безнадега, да? – спросил тот.

– Ну, нет… помочь всегда чем-нибудь можно. Вам, например, следовало бы пользоваться увлажняющим… хотя нет, скорее, подсушивающим средством.

– Спасибо за совет, Аманда. А как выглядит Майрон?

– Кожа у него ничего, хорошая.

– А лет ему сколько?

– Типа, тридцать.

– Во что он сегодня одет?

– Хм-хм-хм… черная рубашка… серый галстук… он малость полноват, только не говорите ему, что я так сказала.

«Эль Падрон» оказался на самом деле «Эль Патрон». Поддельный саман, поддельная испанская черепица, поддельные свинцовые переплеты на окнах, поддельное кованое железо. Вывеской служило изображение осла, глазеющего на кактус; осел был в серапе и страдал костным шпатом, а кактус находился при смерти. При этом у него было лицо, причем человеческое до ужаса: похотливое, с косыми, прищуренными глазками, елейное и в то же время злодейское.