Крымское ханство XIII–XV вв. - Василий Смирнов

Во всяком случае столкновение Хаджи-Герая с Махмудом, кто бы он ни был – самостоятельный ли хан Большой Орды, или только ханский царевич, предводительствовавший ханскими полчищами, произошло в 1465 году, в тот момент, когда Махмуд угрожал вторжением в русские пределы, и когда не видно было, чтобы это нашествие татар Большой Орды направлено было так или иначе против Хаджи-Герая или затрагивало его территориальные владения. Но он все-таки перерезал дорогу своим соплеменникам, нанеся им поражение, и явился чрез это благодетелем русских, независимо от того, питал ли он внутренние симпатии или антипатии к ним. Ему надо было так действовать по естественным политическим соображениям – не дать усилиться хану Большой Орды, Ахмеду, хотя бы и насчет русских: это было не выгодно самому Хаджи-Гераю, стремившемуся в обеспечению своего сепаратизма. Оно так выходит и из слов летописи: «начата воеватися промежь себе». Начавшаяся татарская междоусобица, конечно, была ко благу русских; но Хаджи-Гераю выгоднее было щадить русских, лишь бы не давать оправиться Золотой Орде, с которой у него еще не были совсем покончены счеты.

Осторожность политики Хаджи-Герая под конец замечается и в его поведении относительно генуэзцев и турок. Взятие Константинополя последними произвело переполох во всем тогдашнем христианском мире, хотя само по себе это событие вовсе не имело такого грандиозного характера ни по исторической подготовке его, ни по размеру материальных сил и средств, употребленных тогда в дело обеими воевавшими сторонами. Папы стали проповедовать крестовый поход против турок. Любопытно, что один папский посланец явился с предложением участия в этом походе и к Хаджи-Гераю в 1466 году. Умный татарин, понимавший всю нелепость подобного предложения, сослался однако же в своем отказе на то, что он в своей политике сообразовался с намерениями друга своего, короля польского, а этот последний состоял тогда в дружественных отношениях с завоевателем Константинополя, султаном Мухаммедом II[690].

Если принять во внимание не особенную отдаленность от Крыма турецких владений в Европе и удобство сообщения с ними морским путем, то Хаджи-Гераю, без сомнения, было известно все, что творилось тогда турками османскими. Ему, вероятно, небезызвестны были далеко не любезные отношения султана Мухаммеда II к генуэзцам, как приютившимся в Галате, у Константинополя, так и плававшим через проливы в свои черноморские фактории. Автор «Краткой Истории» положительно утверждает, что Хаджи-Герай даже будто бы входил в переговоры с покорителем Константинополя насчет оказания ему материальной помощи к завоеванию генуэзских укрепленных поселений присылкой стенобитных орудий и войска[691]. Но необыкновенные успехи османского оружия должны были заставить Хаджи-Герая приостановить до поры до времени натиск на неверных соседей и занять выжидательное положение. Кафские колонисты, или, как их называют польские историки, кафинские мещане уже достаточно приучены были им в покорности и не были ему опасны, а в особенности когда им пришлось сосредоточивать все свои силы на самообороне в случае возможного нападения на них турок – с моря. Так как, по всей вероятности, дальновидный Хаджи-Герай сам зарился на владения колонистов в Крыму, рассчитывая рано или поздно воспользоваться ими, прямо ли путем военного захвата, или же посредством фискальной их эксплуатации, то едва ли ему желательно было видеть эти колонии в полной власти турков, хотя единоплеменного и единоверного, но все-таки чуждого, пришлого народа. Поэтому Хаджи-Герай под конец своей жизни, должно быть, уже не трогал кафинцев, ибо они в 1463 году произвели вербовку наемных солдат в Польше с королевского дозволения, прямо мотивировав это свое предприятие опасением нападения со стороны турок[692], и мы не видим достаточных оснований для сомнения Сестренцевича-Богуша, который считает вышеприведенный мотив только предлогом, которым будто бы генуэзцы хотели замаскировать свои стратегические планы против Хаджи-Герая, поведение которого им казалось подозрительным и ненадежным[693]. При дружественных отношениях Хаджи-Герая с королем польским едва ли такие планы кафских генуэзцев могли остаться для него тайной; а потому и вышеупомянутая затея их, если бы она устроилась без ведома Хаджи-Герая, была бы и нецелесообразна и рискованна для них. Впрочем, набор во всяком случае не удался как следует: ватага в 500 человек волонтеров, направленных было в Кафу, дорогой сожгла одно имение князя Чарторыйского и совершила какое-то убийство, за что и подверглась истреблению, не достигнув места своего назначения[694].

Занятый установлением наивыгоднейших отношений с соседними странами и обеспечением своих владений от завоевательных посягательств извне, Хаджи-Герай, конечно, не имел еще возможности приступить к какой-либо внутренней организации созданного им ханства и обходился традиционными правительственными средствами и порядками, унаследованными от прежних татарских ханов. Поэтому рассказы некоторых позднейших историков о заботах и предприятиях Хаджи-Герая, направленных на развитие у татар потребностей комфорта оседлой жизни и на водворение среди них ремесел и других мирных, ведущих к благосостоянию, занятий[695], преувеличены и не основаны ни на каких несомненных данных. Сами татарские бытописатели довольно правдоподобно ограничивают его государственную деятельность чисто внешней политикой. «Так как Хаджи-Герай, – говорит сочинитель “Краткой Истории”, – умел привлекать сердца, то он во время своего правления собрал в Крым значительное количество народа с Волги. Поелику же от этого у него было много войска, и он мог делать походы в московские и польские страны, всегда оставаясь победителем, то он стал знаменитым ханом»[696]. Такие переселенческие передвижения народных масс в Крым вполне согласовались с видами Хаджи-Герая, служа ему средством в увеличению числа жителей своих владений и созданию необходимой для него могущественной военной силы, которая бы служила оплотом вновь основанного ханства. Они производились и преемниками Хаджи-Герая, как об этом свидетельствуется историками, которые говорят про Менглы-Герая, что он, одолев и погубив Сейид-Ахмед-хана, переселил жителей Тахт-Иля (т. е. некоторую часть их, конечно) в Крым[697]. Эти переселения не раз совершались и при последующих ханах, например при Сахыб-Герае I[698] и других. По таким же соображениям, разумеется, Крымские ханы издавна привлекали в свое подданство и распоряжение и воинственных черкесов, как это видно из одного кабардинского народного предания, которое сообщает турецкий историк Джевдет, говоря о русских завоеваниях на Кубани в конце прошлого столетия.

«Занятие Кабарды русскими, – пишет он, – привело в ужас находящиеся по сю сторону (р. Кубани?) черкесские племена, и они принуждены были искать прибежища и покровительства Высокой Державы. Тогда к Высокой Двери прибыл человек от бека племени бесленей, Кызыл-бека, по имени Хаджи-Исмаиль, да человек от бека племени тимур-кой, Арслан-бека, по имени Хаджи-Мухаммед, и заявили они следующее: “Кабарда, – сказали они, – и другие черкесские племена суть старинные слуги Высокой Державы: они вплоть до времен султана Баязида Вэли состояли на службе в военное и мирное время под именем конницы. Потом, когда Коджа-Хаджи-Герай-хан, при свидании с Баязид-ханом, попросил его, чтобы означенные племена находились на службе у него, то последовало соизволение на его просьбу, и с тех пор упомянутые племена стали находиться на службе Крымских ханов”»[699]. Время царствования султана Баязида II (1480–1512), с которым имел свидание Крымский хан, показывает, что в вышеприведенном предании ошибка в имени хана: свидание могло произойти у Баязида с Менглы-Гераем I, а не с отцом его, Хаджи-Гераем, которого при Баязиде уже не было в живых. Но самый факт свидания не подлежит сомнению, как это мы увидим впоследствии, и если он сохранился в народной памяти кабардинцев, то, без сомнения, потому, что с ним связано было возникновение тех самых отношений к хану Крымскому, которые также увековечены преданием.