Улыбайлики. Жизнеутверждающая книга прожженого циника - Матвей Ганапольский

Так что, как следует из приведенного выше рассказа, у меня довольно непростые отношения с ресторанным миром.

Вот почему приглашение посетить настоящий американский стейк-хауз было воспринято мною двояко – мне хотелось большого куска жареного мяса, но я боялся опять как-то опозориться.

Однако, что меня возмутило, так это попытка моего приятеля нацепить на мою шею галстук.

Если учесть, что на моей шее круглосуточно сидят мои милые детки, то цеплять туда еще и галстук мне показалось сильным перебором.

Однако мой приятель был непреклонен!

Он заявил, что если я не надену галстук, то никогда не попробую ребрышки с чарующим мексиканским соусом. Более того, мне никогда не встретиться с фирменным стейком «Счастливый Джон», толщиной в руку и размерами с полстола, подаваемый с горой жареной картошки, тазом салата и бочкой пива.

Услышав детали меню, я заверил приятеля, что поеду в стейк-хаус даже голый, на что приятель сказал, что голым туда приходить не рекомендуется – там нудистов не любят.

Просто обязательно нужен галстук.

Через пять минут я был уже при полном параде, а еще минут через десять кабриолет приятеля свернул на стоянку стейк-хауса.

Над входом в заведение горела какая-то разухабистая надпись, над которой скакал световой ковбой, набрасывающий лассо на быка. В момент набрасывания лассо на шею быка, последний, несколько игриво и загадочно, подмигивал входящим посетителям.

Мне бы обратить внимание на это подмигивание, но может ли на что-то обратить внимание мужчина, если он входит в дверь, за которой стейк толщиной в руку.

Мужчина самонадеян, что часто заканчивается неприятностями…

Итак, мы вошли в дверь и оказались в коротком коридоре, ведущем вглубь.

Я сделал пару шагов и вышел в зал, который меня поразил.

Представьте себе, огромное помещение, обклеенное пестрыми обоями и наполненное несколькими сотнями посетителей. Они не только внизу, но и наверху, на широком балконе, опоясывающем зал по кругу.

Среди посетителей мечутся официанты, одетые в ковбоев.

Громко играет кантри-музыка – она идет со сцены, где живой ансамбль наяривает песенку про какую-то Дэзи, которая обязательно должна дождаться какого-то парня и не смотреть на других, а то ей оторвут ноги.

Удивительно, но практически весь зал подпевал музыкантам – видимо, несчастной Дэзи готов был оторвать ноги не только ее парень, но и все, кто сейчас заказал стейки.

Но главное было в центре зала.

Там стояла огромная печь, весьма хитро устроенная: представьте себе сетку из толстого металла, висящую на цепях. На сетку бросаются огромные куски мяса, заказанные посетителями.

Мясо начинает жариться немедленно, ибо из нижнего этажа вверх, сквозь сетку, почти до потолка вырываются воистину адские языки пламени.

Однако этот апокалипсис немедленно укрощается – одним движением главный повар дергает за цепь, и гигантская сеть уходит куда-то вниз, где мясо переворачивают, солят, перчат, натирают приправами, превращая в кулинарный шедевр.

Через минуты три звучит мелодичный звонок, и сеть выныривает из огненной преисподней.

Ее снова внимательно осматривает главный повар и, выловив готовые куски мяса, сбрасывает их на тарелки, чтобы официанты быстро разнесли это ароматное блаженство, пока оно не остыло.

Всю эту картину я наблюдал меньше чем десяток секунд.

Больше времени у меня не было, потому что дальнейшие события развивались стремительно.

Итак, мой приятель сделал пару шагов и, оказавшись возле стойки, где сидел менеджер, что-то быстро шепнул ему на ухо, указав пальцем на меня.

Тот немедленно схватил микрофон и что-то закричал в него на весь зал.

Музыканты на сцене немедленно перестали играть, и все посетители повернулись в мою сторону.

Те, кто поглощали стейки на втором этаже, немедленно побросали вилки и угрожающе свесились через перила.

Почувствовав себя в центре внимания, я стыдливо зарделся.

Я не совсем понимал, откуда в городе Денвере узнали о моих выдающихся журналистских качествах и высокохудожественных книгах.

Внезапно свет в зале погас и включился яркий прожектор, который, однако, осветил почему-то не меня, а противоположную сторону зала.

Менеджер что-то снова выкрикнул, все зааплодировали, а я подумал, что, возможно, сейчас придется танцевать «Kazachek» вприсядку, что мне категорически противопоказано в связи с возрастным остеохандрозом в суставах.

Однако плясать не пришлось, ибо устроители шоу имели совсем другие планы.

Раздался удар гонга, люди, стоящие напротив, расступились, и из толпы появился чудовищного вида детина, одетый, как я понял, в костюм рестлера. Тем, кто забыл, что такое «рестлинг», я напомню – на арену выходят немыслимые бугаи, которые сначала угрожают и проклинают друг друга, после чего дерутся на сцене, под гогот и свист публики, используя стулья, столы, выдернутую осветительную аппаратуру, огромные динамики и даже нетяжелых зрителей, которые подходят для удачного метания во врага.

Итак, публика в ресторанном зале взревела, а рестлер, схватив микрофон, что-то стал говорить в мой адрес, сопровождая монолог жестами, означающими мою смерть.

Восторженные крики окружающих американцев подтвердили их желание наблюдать за кончиной гражданина Российской Федерации, причем немедленно.

Я стал искать глазами моего приятеля и, к ужасу, обнаружил его на противоположной стороне возле детины-рестлера.

Мой приятель радостно смеялся, делая жест рукой по горлу, видимо объясняя мне, как именно меня убьют, после чего бросят на сетку и зажарят с тмином и картошкой по-домашнему.

То, что мне, как Берлиозу, действительно отрежут голову, стало понятно по дальнейшим действиям детины.

Ему немедленно подали огромные ножницы, и он стал двигаться ко мне, широко и недружелюбно ими размахивая.

Я понял, что мне конец, причем я сам в этом виноват!

Любовь к джинсам и «Кока-коле», к фильмам со Шварценеггером и Брюсом Уиллисом, переоценка «Бигмака» и недооценка отечественного борща со сметаной привели к моему закономерному моральному падению и недооценке врага.

Я в последний раз вспомнил символы Родины: Царь-пушку, которая никогда не стреляла, Царь-колокол, который никогда не звонил, двуглавого орла, головы которого смотрят в разные стороны, и конечно же родной гимн, переделанный в тридцать восьмой раз.

И тут со мной произошла метаморфоза, которая происходит со всеми героями эпоса, когда им грозит неминуемая смерть, – я стал широко и презрительно улыбаться, демонстрируя этим врагам цивилизации превосходство и мужество гражданина России.

Видимо, точно так, в свое время, улыбался Минотавр, когда Тезей готовился нанести ему смертельный удар кулаком.