Вторая любовь всей моей жизни - Виктория Уолтерс

Эмма сидела в патио, когда я пришла, солнце заливало маленький сад, предрекая приближение жаркого июля. Я взяла два стакана ледяной колы и подсела к ней.

– Слишком рано для алкоголя, да? – спросила она, принимая стакан.

– Сегодня я работаю на баре.

– Я не хочу слишком долго бездельничать. Просто я только и делаю, что думаю об этом. Мне бы хотелось думать о чем-то еще.

– Должно пройти какое-то время.

Она посмотрела на меня.

– Поговори со мной о чем-нибудь еще. Расскажи о пленэре.

Я рассказала ей о своих четырех неделях, потом – об электронном письме, которое прислал мне Роберт, и закончила своим недавним разговором с Глорией.

Она вздохнула.

– Я бы хотела, чтобы Роберт просто был честным с самого начала, но в то же время я не могу винить его за то, что он влюбился в тебя и слишком боялся открыться.

– Я понимаю, почему он сделал это, но значит ли это, что я могу простить его?

– И он не видел брата с того момента, как это случилось?

– Он сказал, что брат отправился в реабилитационный центр, а потом исчез. Я знаю, что Роберт не был за рулем той ночью, но он признает, что не помог брату или не удержал отца от сокрытия преступления. Знаешь, мне кажется, я перестала его уважать. Я думаю, он поступил как трус.

Эмма кивнула.

– Так и есть. И, кажется, он это понимает и пытается все изменить. Не могу поверить, как счастливы мы были несколько недель назад, а теперь…

– Ты снова будешь счастлива, – сказала я уверенно.

Она отвела взгляд и посмотрела вдаль.

– Сейчас кажется, что это будет очень не скоро.

Перед обедом я встала, собираясь уйти, чтобы успеть поесть перед сменой. Джон вошел, когда я была у двери.

– Как она? – спросил он тихо, чтобы Эмма не слышала нас.

– Грустная в основном.

– Она не хочет обсуждать это со мной. Мне не удается достучаться до нее. Это ужасно – видеть ее такой разбитой и быть неспособным помочь.

– Я не уверена, что кто-то из нас может помочь, просто нужно время. Она знает, что мы здесь, с ней, – сказала я, касаясь его плеча. – Как ты?

– Ей должно быть сложнее, я знаю. Но до сих пор тяжело думать о том, как взволнованы мы были, а потом – ничего, понимаешь? Недавно она сказала, что не хочет снова пытаться. Я не знаю, она это всерьез или нет.

– Очень трудно думать о будущем, когда настолько больно, как ей сейчас, – сказала я, вспоминая, как сложно мне было представить себя с кем-то кроме Лукаса. – У вас все будет хорошо, я это знаю.

– Спасибо, Роуз. – Он натянуто улыбнулся и поцеловал меня в щеку.

Я не знаю более сильной пары, чем они. Они справятся с трудными временами вместе, я уверена. Я вспомнила о рисунке, где я изобразила их на пляже, и поняла, что это будет моей следующей картиной. После всего, что они сделали для меня, мне хочется помочь им. Надеюсь, это напомнит им, как сильны они вместе. Мне не верится, что им пришлось пройти через это. Надеюсь, лучшие времена не за горами. Мы все испытали достаточно боли, ее нам хватит на всю оставшуюся жизнь.

Я была в мастерской. Картина стояла на мольберте. Я устанавливала рядом пустое полотно.

Наконец-то эта комната перестала пугать меня. Я включила колонки iPod так, что «Little Big Town» сотрясали воздух, и собрала волосы в небрежный хвост. Тейлор пришел со мной, лежал, свернувшись клубочком, на солнечном зайчике на полу и следил за тем, что я делаю. Я установила портрет Эммы и Джона и начала переносить его на большое полотно.

Я снова это чувствовала. Это волнение я всегда ощущаю, когда рисую. Я танцевала под музыку и полностью погружалась в картину. Мне не нужно переживать из-за большого перерыва во время пленэра, поскольку мазки удавались так же легко, как дыхание, и теперь я была еще поглощена своей работой, ведь я могу рисовать именно то, что хочу выразить. Резкий звонок в дверь, который установил Джо, раздался внизу и вырвал меня из плена творчества. Я вздохнула, отступая, осматривая, что успела сделать, и осталась довольна тем, что все получается, как я и хотела. Тейлор пошел за мной вниз, и я открыла миниатюрной женщине, которой, как мне кажется, было около сорока, в темно-синем костюме, с русыми волосами, подстриженными под боб-каре. Она протянула мне руку.

– Очень приятно наконец-то встретиться с тобой. – Я глупо смотрела на нее, карандаш до сих пор оставался в руке, потом она улыбнулась. – Хэзер Джонс.

Прояснилось.

– О Господи, извини, – сказала я, торопливо тряся ее руку и отступая. – Пожалуйста, заходи.

Я была так увлечена работой, что не заметила, как утро превратилось в вечер и подошло время нашей встречи. Я почувствовала себя замухрышкой по сравнению с шикарной гостьей, но, должно быть, она знает многих художников, так что, надеюсь, привыкла.

– Я говорила с Дэном, раньше я никогда не слышала, чтобы он так восхищался художником на одном из своих пленэров, – говорила мне Хэзер, пока я вела ее вверх по лестнице.

– Надеюсь, он не преувеличивал, – сказала я, пытаясь быть смешной, но неожиданно очень занервничала.

Я знаю, что Дэн восхищался этой работой, но одно дело – слышать мнение художника, который знает, как сильно ты терзаешься сомнениями, и совсем другое – слышать от критика, который не особо заботится о том, чтобы не задеть твои чувства. А эта картина – часть меня. Мне кажется, Хэзер будет оценивать мои сердце и душу.

Я остановилась и позволила Хэзер пройти вперед в комнату. Подхватив Тейлора на руки, я села на стул в углу, ожидая ее мнения.

Она стояла в нескольких шагах от картины и всматривалась в нее. Потом она начала ходить вперед и назад перед ней, смотря на нее под разными углами. Я следила за ее движениями, и чем дольше она молчала, тем сильнее я нервничала, она была сосредоточена, наморщила лоб. Тишина казалась оглушительной. Я рассеянно гладила Тейлора, пока смотрела, как она снова остановилась и склонила голову. Потом она глубоко выдохнула, я больше не могла этого терпеть.

– Хм… Сдохнуть можно.

Она повернулась ко мне и засмеялась.

– Извини, я забыла, что ты здесь.

– Это значит… значит, она тебе понравилась?

– Очень понравилась. Эта картина заставляет меня вспомнить о людях, которых я любила и потеряла. Знаешь, я не изучала искусство, я выросла окруженная им, и еще в раннем возрасте я поняла, что техника – это хорошо и замечательно, но настоящий художник – это тот, кто рисует что-то, что люди хотят купить и сохранить навсегда из-за того, что они чувствуют, глядя на работу. Ты заставила меня почувствовать что-то похожее, Роуз. Ты настоящий художник, и это великолепная картина. – Она взяла мою руку в свои. – Черт возьми, ненавижу, когда Дэн оказывается прав.