Вавилон-17. Пересечение Эйнштейна - Сэмюэл Дилэни

– Но сегодня среда! – воскликнул генерал в легкой растерянности.

– Удачно. Но ничего страшного, генерал. Только смотрите: прежде чем нервничать, дышите глубже.

– Я не собирался нервничать!

– А я и не говорил, что собираетесь. Но ответьте прямо: вы перестали бить жену?

– Черт возьми! Да как можно ответить на такой вопрос…

– В общем, пока думаете о жене и решаете, дышать ли глубже, скажите мне, учитывая что сегодня среда, кто бреет брадобрея?

Смущение на лице генерала сменилось улыбкой и смехом.

– Ясно! Стало быть, собираетесь загрузить его мозг парадоксами?

– Проделаешь это с компьютером – и он сгорит, если только не запрограммирован в таких случаях отключаться.

– А вдруг Мясник решит покинуть тело?

– Думаете, бестелесность меня остановит? – Т’мварба показал на другой прибор. – Как раз для таких случаев.

– Последний вопрос. Откуда вы знаете, какие парадоксы в него загружать? Те, которые вы мне рассказали, наверняка не…

– Конечно нет. Тем более что они работают только в английском и некоторых других языках, где аналитическая сторона хромает. Парадоксы возникают из особенностей языков, на которых они сформулированы. В случае с брадобреем и средой все дело в словах «все» и «всё». Союз «прежде чем» создает двусмысленность. В примере про жену некорректная формулировка вопроса. На катушке, которую мне отправила Ридра, записаны грамматика и лексика Вавилона-семнадцать. Потрясающе. Это самый аналитически точный язык, какой только можно себе представить. Но достигается это за счет того, что смысл гибок, а за каждым словом стоит огромное число понятий, упакованных в единообразные парадигмы. И поэтому парадоксов на Вавилоне возможно великое множество. Ридра отобрала те, что поизящнее, и забила ими всю вторую половину пленки. Если в них угодит мозг, привязанный к Вавилону, он либо выгорит, либо даст сбой…

– …либо сбежит в другую часть сознания. Ясно. Давайте начинать.

– Я уже начал. Две минуты назад.

Генерал посмотрел на Мясника:

– Что-то незаметно.

– Пока да. – Т’мварба что-то подкрутил. – Мои парадоксы должны сперва расползтись по всей сознательной части мозга. Пока все синапсы включатся-выключатся, пройдет время.

Вдруг суровое лицо оскалилось.

– Ну вот, – сказал доктор.

– А что с мисс Вон?

На лице у Ридры изобразилась та же гримаса.

– Я надеялся, что обойдется без этого, – вздохнул Т’мварба, – но опасался. Они в телепатической связи.

Резкий треск со стороны Мясника. Удерживающий голову ремень был затянут не до конца, и он ударил затылком по спинке стула.

Какой-то звук со стороны Ридры, затем надсадный стон, оборвавшийся так, словно ей сдавили горло. Ее удивленные глаза дважды моргнули, и она всхлипнула:

– Ай, Моки! Больно!

На подлокотнике Мясника порвался один из ремней, и в воздух взметнулся кулак. Тут белый индикатор рядом с пальцем Т’мварбы стал янтарным, и палец нажал на кнопку. С телом Мясника что-то произошло, он обмяк.

– Покинул те… – начал было генерал.

Но Мясник громко втянул воздух.

– Моки, выпусти меня! – Это голос Ридры.

Т’мварба скользнул пальцами по микротумблеру, и ремни, удерживавшие ее лоб, щиколотки, кисти и плечи, с громкими хлопками отстегнулись.

Она побежала к Мяснику.

– Его тоже?

Ридра кивнула.

Т’мварба нажал второй микротумблер, и Мясник рухнул ей на руки. Под его тяжестью она опустилась на пол и тут же начала костяшками пальцев массировать одеревеневшие мышцы у него на спине.

Генерал Форестер взял их на прицел вибралайзера.

– Так, откуда взялся этот тип и кто он?

Мясник опять чуть не упал, но вовремя уперся ладонями в пол.

– На… – заговорил он. – Я Найлз Вер Дорко.

Из голоса его исчезло каменное громыхание. Теперь он звучал почти на кварту выше, а звуки стали по-аристократически растянутыми.

– Я родился… в Армседже. И я… убил своего отца!

Дверная пластина поднялась. В помещение ворвался дым, пахнуло горячим металлом.

– Что за вонь?! – рявкнул генерал. – Ее не должно быть.

– Полагаю, – ответил Т’мварба, – первые шесть уровней защиты взломали. Продержись он еще несколько минут, нас бы уже, наверное, тут не было.

Загрохотали шаги. В проем ввалился вымазанный сажей космолетчик.

– Генерал Форестер, вы не пострадали? Внешняя стена взорвалась, потом кто-то закоротил радиозамки на двойных шлюзах, и чуть не разрезали керамические заграждения. Кажется, работали лазером.

Генерал страшно побледнел:

– Кто сюда пробивался?

Т’мварба посмотрел на Ридру.

Опираясь на ее плечо, Мясник встал на ноги:

– Пара изделий моего отца, усовершенствованные сородичи «ТВ-пятьдесят пять». Здесь, в Штаб-квартире, работает примерно шесть таких; занимают неприметные, но весьма важные должности. Впрочем, больше из-за них можете не переживать.

– Тогда буду признателен, – сквозь зубы сказал Форестер, – если вы все пройдете в мой кабинет и объясните, что за хреновина тут происходит.

– Только вы не думайте, генерал, что мой отец был предатель. Он просто хотел сделать из меня самого опасного спецагента Альянса. Но дело в том, что убивает не оружие, а умение им пользоваться. И умение это оказалось у захватчиков – в виде Вавилона-семнадцать.

– Хорошо. Предположим, вы Найлз Вер Дорко. Но тогда я вообще ничего не понимаю. Даже то, что час назад вроде понимал.

– Ему бы сейчас лучше говорить поменьше, – вмешался Т’мварба. – Когда нервная система проходит через такое…

– Ничего, доктор. У меня имеется полный запасной комплект. Кроме того, уровень рефлексов у меня гораздо выше среднего, и я контролирую весь свой автономный контур, вплоть до скорости роста ногтей. Папа работал на совесть.

Генерал пнул каблуком сапога свой стол:

– Пусть говорит. Если через пять минут не будет нормального объяснения, всех вас придется изолировать.

– Когда отец только начал эксперименты с индивидуально настроенными шпионами, ему пришла в голову идея. Он сделал из меня идеального бойца и заслал на территорию захватчиков. Чтобы я им устроил переполох. Я и правда там много всего повредил, пока меня не схватили. Но папа понимал, что, если шпионская программа будет развиваться так же стремительно, в конце концов эти ребята намного меня превзойдут. Это, кстати, правда: я «ТВ-пятьдесят пять» в подметки не гожусь. Но почему-то – наверное, фамильная гордость – он решил, что контроль за их действиями должен остаться у нашей семьи. Каждый армседжский шпион способен принимать радиокоманды, зашифрованные особым способом. У меня под продолговатым мозгом вживлен гиперстатический передатчик – в основном из электропластиплазмы. Предполагалось, что я буду командовать всеми шпионами – и нынешних, и будущих поколений. За последние годы к захватчикам были переброшены несколько тысяч таких бойцов. Пока меня не поймали, мы действовали довольно эффективно.