Соль этого лета - Эля Пылаева

— Любовь Сергеевна, у нас Катя Антонова с травмой. На батуте ногу вывихнула.

— Ну, ёпрст… Иду!

— Люб! — решаюсь я. — Анализ возьми у неë.

— Какой? — с недоумением бросает на меня взгляд, собирая сумку.

— Мочи.

— Нахрена? У неё ж вывих.

— Возьми! — многозначительно играю бровями.

До Любы доходит.

— Антонова?!

Не подтверждая поджимаю губы.

— Вот прохиндейка! Сейчас я ей окажу первую помощь!

— Люб, Люб! А если правда беременна?? Ты это…

— Разберусь! — фыркает Люба. — Сейчас мы её раскатаем.

Вытаскиваю из шкафа аппарат УЗИ, рентгена у нас конечно нет, но мы и на этом первичную диагностику сделаем.

Наклонившись над раковиной умываю лицо ледяной водой. Набираю в руки и держу, пока кожа не занемеет.

Смотрю себе в глаза в зеркало.

Ну и вид…

Губы опухшие. Глаз не видно, вторые сутки рыдать!

И всë равно красивая, — веду пальцем по зеркалу. Я так долго была чудовищем после травмы лица, что теперь люблю себя даже такой — опухшей от слëз и в красно-белых пятнах как гепард.

И всë-таки достаю косметичку из сумки немного привести себя в порядок. Не хочу показывать свою слабость Кате.

Внутри меня всë застывает льдом. Если она соврала про Марата…

Закапываю свои красные глаза сосудосуживающими каплями.

Пудра, тушь, блеск для губ… Распускаю волосы.

За ширмой суета: девочки, Люба, тренер.

Вытаскиваю ещё один тест, кладу в карман.

— Лишние — выйдете, — прошу я.

Делаю медленный выдох.

Иду к ней.

Люба с Катиным тренером выходят тоже в коридор.

— Здравствуй, Катя.

— Здравствуйте… — поднимается на кушетке, на локтях.

Морщится от боли.

— От обезболивающих придётся отказаться, — негромко говорю я. — В связи с твоим положением.

— Зачем? Я же буду прерывать.

— Затем, что ты можешь в последний момент передумать, — заглядываю ей в глаза.

— Я не передумаю. Ставьте.

— Не могу, — пожимаю плечами. — Брать за это ответственность я как медик не готова. Ставить ничего не буду. Пальцами пошевели.

Люба возвращается.

Выдавливает ей на щиколотку гель. Водит сенсором.

Мы сосредоточенно смотрим на экран.

УЗИ показывает, что ничего критичного.

— Хм… Трещина и смещение! — уверенно врёт Люба. — Ой-ë-ëй!

— Что?!

— Реабилитация месяца три-четыре, если без антибиотиков, хондропротекторов, имунномодуляторов… — добавляю я давяще. — Надо снимать со сборов.

— В смысле — без?!

Развожу руками.

— Риск для плода превышает потенциальную пользу для матери. Сейчас мы тебя снимаем…

— Да сделала я уже аборт! — перебивает психованно. — Вчера!

Достаю тест из кармана.

— Вперёд! — прищуриваюсь гневно.

Люба подаёт ей трость.

Через пять минут у нас на столе тест с одной полоской.

Зараза лживая!!

— Катюш, — улыбаюсь я прохладно, — высокий ХГЧ после аборта и выкидыша ещё пять дней держится на высоком уровне. Тест бы показал две полоски.

Кровь бросается ей в лицо.

— И что? — агрессивно.

— А то… — взрываюсь я тихо. — Что напишу-ка я тебе в анамнез фальсификацию анализов, в связи с этим подозрение на приём допинга и рекомендацию посещать спортивного психолога. А так же рекомендацию — снять тебя временно с дистанции, пока ты не решишь свои психологические проблемы и проблемы со здоровьем.

— Вы не можете! — шокированно.

— Я могу, Катя. Что с этими рекомендациями будут делать твои кураторы и тренер — это уже ваше с ними дело. Но мои рекомендации будут в базе школы. Я как медик не хочу умолчать об этом и потом нести ответственность за то, что ты придумаешь или умолчишь в следующий раз. Любая фальсификация — нарушение контракта. А сейчас — вперёд на рентген. Наш аппарат УЗИ — ненадёжная диагностика.

Открывает возмущённо рот, пытаясь парировать. Но парировать ей нечем. Формально — контракт нарушен.

Отвернувшись, протираю руки антисептиком. Неприятная она…

Люба выводит еë за дверь к тренеру.

Запираемся. Садимся на окошечко, достаем сигареты.

— Ну вот… Чист твой котёнок, аки ангел. И ни в каких Кать причиндалами не тыкал. Выдыхай. Позвонишь?

— Нет… — опускаю взгляд.

— Почему?

— Защитить его попробую.

— От Рустама?

— Мхм…

— «Самбо», — рявкает Рустам. — Через полчаса — на татами. У команды кроссфит, потом спарринги. Тарханов… А у тебя «учебный» спарринг со мной лично. Не забыл?

— Не забыл, — цежу я.

— Эээ… — пихают локтями с боков пацаны. — Ты чего, Мар?

— Болезные — собираем сумки, со сборов сняты, — продолжает Рустам.

«Болезных» у нас парочка. Артём и ещё один балбес башку стряс вчера.

Исподлобья молча сверлим Рустама взглядами.

— А также сняты все, кто не готов встроиться в новый процесс тренировки под моим руководством.

— А у нас никто не готов, — грызет зубочистку Яшин.

— Тогда собирают сумки все, премии от спонсоров возвращаете за свой счёт. Контракты со школой будем расторгать в юридическом порядке, с неустойками. Ясно?! — рявкает Рустам.

Совсем края потерял, переглядываемся мы. Никогда у нас со школой проблем не было. Контракты расторгали легко, если кто-то уходил. Силой не держали.

Многие уже премии потратили по привычке. Возвращать не приходилось… Не все могут вернуть. Допустим, я смогу. Ромке родители денег дадут, если что. У Яшина всë на депозитах. И взять не у кого. Эти двое — тоже из интерната…

Ну, приплыли, короче.

— Ты погоди мои контракты расторгать, Рустам.

— Бес!!! — вразнобой выдыхаем мы.

— Ты сначала найди себе пацанов талантливых, мотивируй их, сделай из них бойцов, команду, найди им спонсоров, заключи эти контракты, потом ими распоряжайся, — прихрамывая и держась за бок, не торопясь идёт к нам. — А со своими бесятами я буду сам договариваться, брат.