Дальний Восток: иероглиф пространства. Уроки географии и демографии - Василий Олегович Авченко

Юрий Билибин, после института работавший в тресте «Алданзолото» и там услышавший о золоте Колымы, к которому присматривались отдельные старатели и артели. Билибин решил: Колыма – пряжка пояса, протянутого от Амура до Калифорнии.

На геологической карте 1922 года северо-восток России выглядит огромным белым пятном, расчленённым редкими маршрутами. (Только в 1956 году под руководством академика Наливкина будет составлена геологическая карта Союза масштаба 1: 2500000, на которой впервые не окажется белых пятен.) Но Билибина это не смущало. Он даже знал, где именно будет искать золото: на колымском притоке Среднекане. Именно там в 1917 году нашёл золото легендарный «Бориска» – Бари Шафигуллин, после чего умер загадочной смертью в выбитой им яме (впоследствии на этом месте появится прииск Борискин). В том же районе в 1927 году Фёдор Поликарпов организовал артель.

Билибину стоило немалых трудов убедить Геологический комитет Высшего совета народного хозяйства и трест «Союззолото» профинансировать экспедицию. Это был его первый подвиг – лоббистский.

Началом планомерного изучения и освоения Колымского края принято считать 1-ю Колымскую экспедицию Билибина, которая 12 июня 1928 года отплыла из Владивостока.

4 июля на охотоморский берег близ посёлка Ола (Магадану ещё предстояло появиться по соседству, в бухте Нагаева) сошли начальник экспедиции Билибин, его однокашник и товарищ Цареградский, геодезист-астроном Казанли (сын композитора Николая Казанли), поисковики Раковский и Бертин, врач Переяслов, завхоз Корнеев, пятнадцать рабочих – алданских старателей.

В Оле Билибин обнаружил две артели, привлечённые слухами о колымском золоте. Ещё одна артель уже вела «хищнические работы» как раз в районе Среднекана. Государству золото не сдавали – оно уходило командам японских и китайских пароходов, зафрахтованных «Совторгфлотом» для снабжения побережья. Билибина восприняли как ревизора; Ольский райисполком чинил ему препятствия, жаловаться было некуда. «Такая политика РИКа продолжалась больше года, и лишь осенью 1929 года состав РИКа был сменён и предан суду за противодействие развитию золотого промысла и связанный с этим целый ряд контрреволюционных поступков», – вспоминал Билибин.

Сумев найти несколько лошадей, Билибин, чтобы не терять летнего времени, решил с группой рабочих дойти до вершин притоков Колымы и сплавиться до Среднекана. Другие оставались в Оле для поиска транспорта и последующей заброски в тот же район.

Для сплава подходили две реки: Бую́нда и Бахапча́. Буюнда была рекой спокойной, но впадала в Колыму на семьдесят километров ниже Среднекана. Бахапча – порожистая, «бешеная», зато впадает в Колыму выше Среднекана. Билибин решил рискнуть и сплавиться по Бахапче. Этот поход можно считать его вторым подвигом.

Передовой разведочный отряд – Билибин, Раковский, рабочие Дураков, Алёхин, Чистяков, Лунеко – вышел из Олы 12 августа 1928 года. К сплавбазе на Малтане караван вёл якут Макар Медов, при лошадях состояли проводники Вензель и Белугин. 22 августа Билибин записал: «Ночью выпал иней. Утро холодное. Подходим к руслу самого Малтана… Здесь это всего лишь небольшой ручеёк. Невдалеке от него лежат громадные рога горного барана свыше 1 пуда весом. Долина слева. Здесь развалины часовни. Это место называется “Церковь”».

Двадцатисемилетний начальник экспедиции был высок, жилист, с яркими синими глазами, рыжей бородой – настоящий викинг. На поздних снимках Билибин гладко выбрит; волевое жёсткое лицо, глаза – даже на чёрно-белых карточках – горят холодным огнём.

На реке Малтан билибинцы «сплачивают» два плота – десятиаршинный «Разведчик» и двенадцатиаршинный «Даёшь золото!». Прощаются с Медовым и 29 августа отплывают – сначала по Малтану, затем по Бахапче. Тридцатикилометровый порожистый участок преодолевали три дня. Плоты застревали на камнях – приходилось лезть в воду, рубить брёвна, перекладывать груз… «Не только было обеспечено наше прибытие на Колыму, но был найден удобный сплавной путь для снабжения приискового района», – писал Билибин, заключив: прошли плоты – пройдут и «карбаза́» (большие лодки). Вплоть до 1934 года, пока до Колымы не довели автодорогу, прииски снабжались именно по Бахапче.

10 сентября передовой отряд Билибина добрался до Колымы, через два дня прибыл к устью Среднекана, где уже били ямы ольские старатели. Построив барак, билибинцы начали разведку долины ключа Безымянного.

У ольцев кончились продукты, Билибину пришлось с ними делиться. В декабре перешли на собак, конские кишки и кожу… Лишь 26 декабря пришёл продовольственный транспорт из Олы и с ним – остальные билибинцы.

Перекопали всё устье Безымянного, но продолжения ранее обнаруженной россыпи не нашли (зато Билибин выявил её черты, оказавшиеся характерными для большинства колымских россыпей). Настрой был унылым; решили разбиться на несколько отрядов. На реку Утиную послали отряд Раковского, в верховья Среднекана – Бертина, в верховья Буюнды – Цареградского. Билибин и Казанли направились «в вершину» Малтана.

12 июня 1929 года Сергей Раковский нашёл в устье реки Утиной богатую россыпь, от которой ведут отсчёт Золотой Колымы. Была годовщина отправки экспедиции из Владивостока – и ключ назвали Юбилейным. Вскоре ещё лучшие результаты обнаружились на смежном Холодном ключе. «Не приходилось сомневаться, что эти два ключа имеют крупное промышленное значение», – заключил Билибин. Уже в зиму 1929/30 года «Союззолото» начало их разведку. До 1933 года эти россыпи оставались крупнейшими объектами колымской золотодобычи.

Возвращались осенью 1929 года двумя маршрутами – для изыскания лучшего пути к морю (одна из троп впоследствии стала направлением Колымского тракта). Вышли в бухту Нагаева, где уже действовала культбаза Комитета Севера и агентство «Совторгфлота». Позже здесь вырастет Магадан.

Доклады об открытии грандиозной золотоносной провинции Билибин делал во Владивостоке, Иркутске, Москве. Его слушали, но делали поправку на «колымский патриотизм» геолога. Вернувшись в Ленинград, он продолжил, по его же слову, «пропагандировать Колыму». Ему не очень верили, но дело потихоньку шло: в 1930-м Валентин Цареградский возглавил 2-ю Колымскую экспедицию, сам Билибин остался составлять отчёты, продолжать лоббистскую деятельность. Применив геолого-статистический метод, он оценивает перспективы Колымы – и цифры приводят его самого в «священный ужас». Пересчитывает по-другому – результат выходит примерно тот же. Билибин пишет «План развития геологоразведочных работ на Колыме», обещая к 1938 году обеспечить страну запасами золота в объёме четырёхкратной добычи всего СССР на 1930 год. «В зиму 1930/31 г. мне пришлось сделать бесконечное количество докладов, писать докладные записки, уговаривать, убеждать, доказывать. Одни первый раз в жизни слышали о Колыме и наивно спрашивали: “А золото там вообще обнаружено?” Другие… считали мои цифры фантастическими, нереальными, требовали разведанных запасов. Мои аргументы… о громадности золотоносной области считались необоснованными, – вспоминал Билибин. – Несмотря на громадное количество затраченной мною энергии, все мои попытки потерпели к весне 1931 г. полное фиаско». «Союззолото» расширяло деятельность на Колыме, в Нагаево шли пароходы, но Билибин добивался иных масштабов финансирования, строительства, разведки. Его считали авантюристом, мечтателем. Требовалось предъявить надёжное золото – коренное, рудное,