Печать Индиго. Владыко Миров (3 книга) - Арина Теплова

подозреваешь меня в чем-то, Владимир? Но я чиста перед тобой, — солгала она, не моргнув глазом, и слезы полились по ее щекам.

— Если бы я мог подозревать… — прошептал тихо Соколов, опуская полный тепла взор на кольцо. Он сжал золотое украшение Славы в своей ладони. Вновь, подняв глаза на Росану, процедил: — Но у меня нет доказательств, — он помолчал и, раскрыв ладонь, долго смотрел на кольцо, ощущая и видя, как теплая золотистая аура Славы до сих пор покрывает драгоценную вещицу. Инстинктивно он чувствовал, что Росана знает гораздо больше, чем говорит. Оттого он поднял на нее полный подозрения и холода взор и тоном инквизитора спросил: — Ты более не хочешь мне ничего рассказать?

— Нет, — промямлила Росана, продолжая плакать. Как же она сейчас жалела о том, что так глупо забылась и оставила без присмотра это злосчастное кольцо. Она порывисто выпалила: — Владимир, ты должен верить мне. Я нашла это кольцо!

Соколов даже на миг не поверил в ее слова, так как еще с детских лет Темными был научен распознавать, говорит человек правду или лжет. И сейчас он понимал, что Росана что-то скрывает и явно не намерена говорить ему правду. И это его окончательно взбесило. Он смерил ее злым взором и стремительно принял решение.

— Сегодня же я уезжаю на остров в скит. Мне надо выяснить все, — сказал он.

— Как сегодня? Но наши дела и твоя усадьба?

— Я уезжаю немедля, — буркнул Владимир и, резко развернувшись, стремительно покинул ее спальню.

Астрахань, усадьба Артемьева,

1719 год, Февраль, 21

В конце зимы началась оттепель. Зазвенела капель, снег начал таять и солнце стало припекать сильнее. В доме Артемьевых ничего не менялось. Федор с нетерпением ждал, пока Слава родит, дабы уже чистую, стройную девушку взять под венец. Слава же с ужасом считала каждый прошедший день, ожидая, когда же ее разлучат с малышами. Ибо Федор еще осенью заявил, что, едва малыш родится, он или прибьет его, или отдаст в крестьянскую семью, потому что не намерен лицезреть плод ненавистного соперника. Про то, что детей двое, Слава никому не говорила.

Этим вечером Артемьев, как обычно, обильно поужинав и выпив спиртного, сидел около теплой печки и уже намеревался подняться в горницу к Славе, как делал это в последние недели, но в дубовую дверь постучали.

— Заходи! — велел Федор.

— Федор Тихонович, — обратился к Артемьеву вошедший слуга. — Там Марфа опять заявилась. На коленях перед воротами стоит, плачет. С вами поговорить требует. Как и в прошлый раз прогнать ее?

— Да, — отмахнулся Федор, заливая в себя очередную рюмку вина. Слуга почти скрылся за дверью, как Артемьев остановил его. — Погодь!

— Слушаю, Федор Тихонович? — выпалил слуга, вновь вошел и поклонился.

— Я сам выйду к ней.

Артемьев медленно встал с кресла, шатаясь, и направился на двор. Приблизившись к воротам, он велел:

— Отпирай!

Слуга послушно проворно отпер тяжелый засов, раскрывая ворота.

В грязной проталине, на коленях прямо на земле стояла Марфа. В оборванной одежде, неряшливая и лохматая, она тоскливо посмотрела на двух мужчин, которые подошли к ней. Увидев Федора, благоговейно заскулила, подползая на коленях к его ногам, что-то причитая.

— Ну что, гадина, осознала вину свою? — прохрипел Артемьев, уставившись гневным взором на молодую бабу, стоящую перед ним на коленях.

— Осознала, Федор Тихонович, — пролепетала замерзшими губами та, схватившись за его кафтан.

— То-то же. И как у тебя духу хватило на пакость подобную?! Ты ж в моем доме, словно барыня жила: пила, ела, ничего не делала, за детьми только приглядывала. И посмела хозяйскую руку кусать, неблагодарная!

— Виновата я, Федор Тихонович, простите, — причитала Марфа. — Можно хоть один разок на детишек посмотреть. Все сердце мое изнылось вдали от них.

— Заходи! Прощаю я тебя. Живи в доме, но на глаза мне более не показывайся!

— Ох, благодарствую, Федор Тихонович, благодарствую, добродетель! — затараторила, ошалев от радости, Марфа.

— Да не меня благодари, дура, — ощетинился Федор. Подав руку Марфе, он помог ей встать с колен. — Моя б воля, ты б никогда порог моего дома не переступила! Светославу благодари, она за тебя просила.

— Светославу Романовну? — опешила Марфа.

— Ну да. Посчитай все последние месяцы покоя мне не дает. Говорит, прости Марфу да прости. Все уши мне прожужжала, что не дело детей от матери отлучать!

Пораженная Марфа прошла во двор и замерла, смотря в удаляющуюся спину Артемьева. Молодая баба не могла понять, как Слава, которою она возненавидела сразу, едва та стала невестой Федора, заступилась за нее. Неужели она и впрямь пожалела ее горемычную?!

— Спасибо вам, Светослава Романовна, — произнесла с благодарностью Марфа. — Ежели бы не ваше заступничество, Федор Тихонович не разрешил бы мне вернуться.

Молодая баба упала в ноги Славе и, схватившись за край ее длинного платья, принялась целовать его.

— Что ты, Марфа?! Что ты, встань! — испугалась Слава и начала поднимать Марфу с колен.

Та тяжело выпрямилась и запричитала:

— Он угрожал, что больше не видать мне Мишутку с Ульяной.

— Я понимаю, Марфа, понимаю, успокойся. Федор Тихонович обещал, что ты будешь снова присматривать за детьми.

— Да как же я без них кровинушек моих. И сиротам-то тоже как тяжело. Благодарствую, Светослава Романовна. Вы уж простите меня, глупую, за то зло, что я вам сделала, не серчайте на меня.

— Простила, Марфа, давно простила тебя.

Марфа, пораженная, схватила Славу за руки.

— Неужто и в правду говорите все это?

— В правду, — кивнула искренне молодая женщина.

— Воистину вы Светлая душа. Не зря ваша матушка хотела вас в монастырь послать…

Глава IX. Отчаянный шаг

Русское царство, Соловецкие острова,

1719 год, Апрель, 9

За окном уже занимался рассвет, а Владимир еще не сомкнул глаз за эту ночь. Он находился в своей горнице за большим столом из темного дерева. Перед ним лежали все три книги Светлых и исписанные листы бумаги. Три толстые свечи уже догорали, но Владимир ни на минуту не отрывался от изучения книг. Еще два месяца назад вернувшись в скит, Владимир попросил Лучезара отдать ему все три книги для изучения,