Печать Индиго. Владыко Миров (3 книга) - Арина Теплова

— Возможно, ты неверно все расшифровал, сынок. Этой книге тысячи лет, и она может говорить только правду.

— Я тоже так думал. И тут написано, что мы должны пройти суровые испытания и разлуку с большой скорбью. Все это было. Когда Слава уехала к брату, была разлука, и мы оба страдали, а когда попали к Темным на мессу, была великая опасность и скорбь. Но потом, по преданию, мы должны спастись и воссоединиться навсегда! Но вместе нам не быть, как про то глаголет книга, и уж тем более не родить детей! Ибо моя любимая мертва! Мертва! И даже эта книга не может ее воскресить! — погрохотал Владимир, вскакивая, и стул за ним упал.

— Успокойся! — выдохнул озабоченно Лучезар, видя, в каком невменяемом состоянии находится Соколов.

Молодой человек отошел к изразцовой печи и, повернув бледное лицо к Лучезару, с болью прохрипел:

— Зачем в ней сказано, что мы будем вместе, и из нашего семени и любви родятся четыре светлых древа? Зачем? Разве в это можно поверить? Когда она на том Свете, моя голубка, моя единственная любовь! Ее нет! И не будет! И книга лжет! И я более не намерен изучать ее, ибо она не есть Истина…

Он отвернулся и отошел к окну, а старец после долгого молчания тихо произнес:

— Я думаю, ты неправ, сынок. Ты просто очень страдаешь… и оттого теперь тебе не дано понять всего, что сказано в этой древней великой книге… подожди... Придет время, и мы все поймем…

— Чего же ждать, Владыко? — воскликнул глухо Владимир. — На этом свете мне осталось только одно — лечь в могилу рядом с нею… И тогда на том Свете я не буду одинок, а буду с моей Славой…

На это страшное заявление молодого человека Лучезар ничего не ответил, а лишь глубоко вздохнув, молча вышел из комнаты Владимира, прикрыв за собой дверь…

особняк Артемьева, 1718 год, Ноябрь

В то утро Слава ощущала себя наиболее удрученной и несчастной. Еще с ночи у нее дико болела спина, и она пыталась руками лечить ее, но жизненных сил не хватало, чтобы восстановить свое здоровье полностью. Ежедневно она была вынуждена созидать в своих руках зеленоватые живительные нити и впускать их в солнечное сплетение, чтобы пополнять высасываемую энергию. Когда проходило более двух суток без этих живительных лечений, энергия девушки уменьшалась почти наполовину. Слава прекрасно видела, что именно этот зловещий браслет, который был на ее ноге, забирал энергию.

Много раз она объясняла Федору, что амулет Темных убивает ее, и просила сжалиться над нею. Но как ни пыталась она убедить его снять с нее этот смертельный капкан, Артемьев, будучи примитивным и жестоким, не верил в рассказы девушки о неких энергиях и заявлял, что эта цепь удерживает Славу на привязи, что ему нужно. Упоминая в неистовстве о ее последнем побеге, он опасался хитрости Славы и ни в какую не хотел снимать с нее кандалы. Она же, боясь того, что ее болезненное и нервное состояние может навредить детям, жившим под ее сердцем, творила живительные нити в своих руках, ибо знала, что не проживет без этих возрождающих целительных энергий и недели.

Свадьба была отменена еще в октябре. Артемьев, озверевший от ее непокорности и от известия о беременности, не хотел давать имя чужому ребенку. Почти три дня он метал молнии, бесчинствовал и пил, не зная, как ему поступить, однако потом принял решение ждать. Ждать, когда родится этот ненавистный ребенок, дабы потом расправиться со змеенышем. Только после этого он вновь собирался устроить свадьбу, ведь Слава опять станет чиста. Они обвенчаются и нарожают своих детей, а о мерзком времени, когда она носила под сердцем чужого ребенка, все забудут. До этого же он намеревался держать свою пленницу в качестве любовницы. Именно это озвучил Артемьев спустя три дня после того гнусного насилия, когда вновь появился в горнице девушки. В тот день вся сцена с плотским истязанием повторилась. Как ни пыталась Слава сопротивляться, как ни молила Артемьева, как ни посылала ему проклятья, он ничего не боялся. Как и в первый раз, он насильно овладел ею, а после, удовлетворив свою похоть, исчез из ее комнаты, заперев дверь.

Это стало происходить постоянно. Почти ежедневно Федор приходил в горницу к молодой женщине и нагло заявлял, что отныне она его возлюбленная и должна привыкнуть к его постоянной близости, ибо принадлежит ему. Поначалу Слава пыталась сопротивляться, но затем поняла, что он все равно не отступится от своего, а ее сопротивление могло навредить малышам в ее чреве, так как Артемьев был довольно жесток и не гнушался рукоприкладства. Оттого она стала более покорно терпеть его объятья, каждую минуту ожидая, когда все закончиться. Он, же поначалу раздраженный ее сопротивлением, заметив, что пленница перестала противиться ласкам, сначала удивился, а затем обрадовался, думая, что девушка наконец смирилась со своей участью. Спустя пару недель Артемьев даже стал тешить себя мыслью о том, что вскоре она позабудет Соколова и полюбит его. Каждый раз, заходя в ее спальню, он искал в глазах молодой женщины подтверждение своего заветного желания и пытался быть ласковым, говоря нежные слова.

Еще в конце октября Марфа разродилась вторым ребенком. Девочку назвали Ульяной. В первый же день Федор пришел посмотреть на дочку, похвалил бабу и более у полюбовницы не появлялся. Марфа сердилась, плакала, ходила по пятам за Артемьевым, однако тот оставался глух к мольбам молодой женщины. Он ни разу не наведался в ее горницу, и Марфа знала, что виновницей холодности молодого человека была Слава. Молодая баба смертельно возненавидела соперницу, затаив на нее злобу. Слава старалась не замечать ненависти Марфы и, как и прежде, относилась к ней по-доброму.

Довольно надолго задержав печальный взор на железном кольце, сковывающем ее лодыжку, Слава отчетливо увидела, как темный энергетический поток, исходящий от кандалов, окутывает ее существо, высасывая жизненные силы. Постоянная слабость, головные боли и ломота в спине стали привычными для нее. Она понимала, что Темные достигли своей цели — она была больна, истязаема и в заточении, именно такое будущее и предрекал этот мерзкий старик.

Теперь Артемьев приходил в ее горницу трезвым и никогда ничего не пил у нее, поэтому постоянно был начеку, и она не могла завладеть убивающим ее перстнем. Он часто похвалялся тем, что ей