Проклятие любви - Паулина Гейдж

– Мне известны эти истины, Тейе, – мягко напомнил Эйе. – Но, возможно, фараон пытается ввести иные, свои собственные. Он верит в то, что он – воплощение Ра, Атон и Зримый Диск, а Атон, в отличие от Амона, бесполый. Думаю, фараон верит, что Египту нечего бояться подобных изображений, потому что магия, которую распространяет он, сильнее магии Амона. Фараон много говорит о том, что он сам и все остальные должны жить в истине. Изображения эти являют собой пример подтверждения его слов.

– Но Нефертити перетягивает на себя одобрение и признание богов богохульными изображениями, которые мы только что видели! Люди поверят в то, что она – фараон, а мой сын – не более чем простой смертный!

Она побледнела, Эйе шагнул к ней.

– Пойдем отсюда, – сказал он. – Здесь все будет иначе, когда на столах будут лежать груды подношений и цветов, и жрецы будут воскурять фимиам. Неоконченное строительство выглядит непривлекательно. – Его голос гулко звенел в пустоте.

– Но не так, как это. – Она посмотрела ему в глаза. – Эйе, я беременна. Меня это не раздражает и не пугает, я просто смирилась. Но то, что я узнала теперь, давит на меня. Я делала все возможное, чтобы предотвратить беременность, но когда это случилось, я обрадовалась за Аменхотепа, и, да, втайне я слегка торжествовала, представляя себе реакцию Нефертити. Теперь мне хотелось бы снова оказаться в Мемфисе, чтобы ответить на предложение сына отказом.

В словах ее сквозила неприкрытая горечь. Эйе обнял ее и повел к носилкам, туда, где сидели носильщики, развалясь в тени пилона. Ее кожа была холодной.

Той ночью она еще не стряхнула свое настроение. Аменхотеп пришел к ней. Он улыбался ей, говорил о пустяках и любил ее, как ей казалось, желая этого, но тело не вполне повиновалось ему. Она вела себя безучастно. Посещение храма Атона изменило ее отношение к нему, теперь ей казалось, что она увидела его впервые. Самые безобидные его слова казались ей зловещими, движения его уродливого тела в свете ламп таили невысказанную угрозу. Хотя ей и хотелось расспросить его, но она так и не осмелилась.

На следующий день она посетила Тиа-ха, в надежде, что жизнелюбие и здравый смысл подруги рассеют ее тревоги. Царевна вместе с личной служанкой разбирала свои наряды, и в ее покоях царил еще больший беспорядок, чем обычно. Тейе приветствовала ее, приняла почтительный поклон и стала пробираться между грудами разбросанных повсюду ярких платьев к отброшенным к стене подушкам.

– Вечно у тебя беспорядок, Тиа-ха, – сказала Тейе, опускаясь на подушки и откидываясь назад. – У тебя больше слуг, чем у любой другой женщины, однако твои гости с трудом протискиваются в дверь.

– Это оттого, что я неорганизованная, – ответила Тиа-ха, небрежным взмахом отпуская служанку. – Я обещаю себе, что стану аккуратнее, надиктую длинный список дел, которые надо переделать, но не успеют слуги приступить к их исполнению, кто-нибудь приносит новую игру или меня приглашают на праздник, и приходится все бросить и прихорашиваться. – Она уселась в кресло перед Тейе, носком сандалии отшвырнув разбросанные по полу платья. – Сегодня именно так и вышло. Я решила навести порядок и избавиться от своих старых нарядов, раздать их служанкам, и что же? Едва мы начали, как ко мне является императрица! Для меня, конечно же, большая радость поболтать с тобой, дорогая Тейе. Хорошо выглядишь. Осмелюсь заметить, что фараон тоже.

– Да, я тоже на это надеюсь, – неопределенно ответила Тейе. – А скажи-ка мне, царевна, не была ли ты случайно за рекой и не видела ли святилище нового храма, который Аменхотеп строит Атону? Его скоро закончат, и оно будет закрыто для посетителей.

Тиа-ха рассмеялась. Закинув ноги на кушетку, она опустилась на подушки и принялась стягивать кольца с пухлых пальцев, со звоном бросая их одно за другим в стеклянную чашу на полу.

– Случайно? Когда придворные толпами, как овцы, тащились к своим ладьям, чтобы переправиться через реку только для того, чтобы взглянуть на своего голого каменного фараона? Нет, не случайно, совсем не случайно. Я тоже, поддавшись любопытству, отправилась посмотреть, о чем это все так шумят.

Последнее кольцо со стуком упало в чашу, и Тиа-ха начала массировать пальцы.

– И что ты об этом думаешь?

– Я приготовилась увидеть странное осквернение Маат, – пояснила Тиа-ха, – но изображения оскорбили только мое представление о хорошем вкусе. Да ты огорчена!

Тейе перевела взгляд на свои собственные руки, сцепленные на коленях.

– Искусство – божественное дело, – еле слышно сказала она. – В изображениях царя не обязательно придерживаться точного физического сходства. Статуя или картина должны представлять царя как божественное воплощение, без человеческих недостатков.

– Но и с предшествующим фараоном было так же. Помнишь радость нашего супруга, когда перед ним сняли покрывало с той маленькой стелы, где он изображен сидящим в кресле в тонком женском платье?

У Тейе полегчало на сердце. Она благодарно улыбнулась Царевне.

– Помню. Но эта стела стоит во дворце. Храмовое искусство – другое дело.

– Ну, не настолько же. Кроме того, в новом храме фараона нет изображений бога, который может увидеть его тело, тогда в чем же дело? А не отведать ли нам пирожков?

Тейе согласно кивнула. Тиа-ха хлопнула в ладоши, тут же явилась служанка, Тиа-ха отдала приказание, и девушка исчезла.

– Что меня забавляет в наших придворных, так это то, что они бросились заказывать свои изображения в виде маленьких копий твоего супруга. В своем учении он рассказывает им, что Ра в знак особой милости наделил его неповторимым телом, поэтому они требуют, чтобы мастера покрыли стены их домов и гробниц искаженными изображениями их персон. Если подобное уродство дает человеку волшебную благую силу, они хотят иметь ее. Но как же тогда, ради всего святого, боги смогут узнать в таком уродстве смотрителей, управляющих, генералов и военачальников? Я не знаю! Даже оба могущественных визиря подобострастно следуют моде. Каждый хочет снискать расположение фараона. Так было всегда.

– Так ты полагаешь, что все это модное развлечение и оно пройдет?

Служанка Тиа-ха вернулась с блюдом пирожков, и Тейе, вдруг ощутив голод, съела сразу два.

– Ну конечно. – Тиа-ха колебалась с выбором лакомства. – А теперь, с позволения императрицы, я бы хотела сменить тему.

Склонив голову, она бросила проницательный взгляд на Тейе и начала запутанный рассказ о вечеринке на борту ладьи, куда была приглашена накануне вечером. И вскоре Тейе уже смеялась и ела пирожки, на время позабыв о своих страхах.

В разгар сезона ахет, когда река поднималась, а в воздухе повеяло легкой прохладой, Тейе разрешилась от бремени девочкой. Роды были тяжелыми. Ей удалось скрыть страх за свою жизнь, который увеличивался соразмерно тому, как распухало ее тело. Она понимала, что в бросаемых на нее исподтишка взглядах придворных таится ожидание кары за ее нарочитое пренебрежение запретами. Презрев неодобрение фараона, Тейе повсюду расставила в своих покоях статуи Таурт, богини материнства, а когда роды начались, вызвала в опочивальню магов с амулетами и заклинаниями. Их голоса и ее стоны были единственными звуками в переполненной комнате, потому что те немногие придворные, которым была оказана честь присутствовать при царственных родах, выжидающе помалкивали. Беззащитная и измученная болью, Тейе чувствовала их враждебность. Они в молчании встретили сообщение о рождении ребенка, зрители вышли один за другим в таком же обличительном безмолвии. Аменхотеп гордо прижал ребенка к своей хилой груди.