Проклятие любви - Паулина Гейдж

Эйе кивнул:

– Хорошо. Ты не желаешь сказать мне зачем?

Выслушав, он повел ее к шелестящим сикоморам. Теперь реку было хорошо видно – серебряная лента с проклюнувшими отблесками огней. У ступеней причала темной громадой высилась ладья Эйе; шаги часовых, обходящих дозором территорию поместья, то приближались, то удалялись. Ночь была тиха. С противоположного берега из Фив доносился только неясный прерывистый гул.

– Если этот религиозный фанатизм распространится на дворец, мы окажемся в очень серьезной ситуации, – сказал он. – Не могу поверить, что фараон не осознает этого сам. Или он ждет, чтобы это случилось?

– Не знаю. Иногда мне кажется, что все это ерунда, игра, в которую мы позволяем ему играть, чтобы ему было чем заняться, но потом я оглядываюсь назад и вижу, как многое переменилось, какой неспокойной сделалась жизнь при дворе.

У меня и в мыслях не было пытаться повлиять на него в вопросах, не касающихся правления, но боюсь, что мое влияние не так велико.

– А что случится, если ты просто дашь указание тем, кто несет ответственность за судьбу жреца, пренебречь приказом фараона, и отдашь свой собственный? – Его лицо казалось бледным размытым пятном. В теплом дыхании слышался аромат вина.

– Страшновато даже подумать об этом. Слово фараона – закон. Часто его слово на самом деле исходит от его советников или от меня, хотя и оглашается им, но оно в любом случае является священным. Если он впоследствии отменит мой приказ, моя власть будет ослаблена.

Эйе издал короткий, сухой смешок.

– Это так же глупо и вместе с тем забавно, как игра в собаку и шакала. Он – фараон, но ты – все еще правительница Египта, а Нефертити тем временем обеспечивает будущее семьи. Наша царственная кровь становится все чище, в ней все меньше остается примесей крови иноземцев. Если царствование Аменхотепа превратится в череду религиозных конфликтов, оракул будет очень счастлив назначить того наследника, которого мы ему предложим. Мы по-прежнему имеем огромное влияние, Тейе.

– Все, что ты говоришь, правда, но эта скала стоит на песке. А песок зыбкий. В настоящий момент при дворе существует равновесие между поборниками Амона и Атона, но что если число поклоняющихся Амону уменьшится?

– Каких верующих? Истинно веруют только жрецы. Я сделаю то, о чем ты просишь, императрица. Перестань тревожиться.

Но власть зиждется на постоянных тревогах, – подумала она, чувствуя, как несущая успокоение рука легла на ее плечо, – в беспокойстве о прошлом, вторгающемся в настоящее, а решения, принимаемые в настоящем, простираются в неизвестное будущее.

– Твои офицеры уже не прочь приступить к трапезе, да и я уже опаздываю на праздник фараона, – сказала она, на мгновение прижавшись щекой к его руке. – Дай мне знать, когда все закончится. Да, а что там слышно от Тии?

Беседуя о мелких семейных делах, они пошли обратно, туда, где в саду ярким неровным пламенем горели факелы, потом Тейе оставила брата с гостями. Взрывы раскатистого мужского смеха слышались до самых ворот, оживляя пустынную, освещенную лунным светом дорожку, чуть поскрипывающую под ногами носильщиков, и к ней вдруг подступила волна одиночества. Она бы охотнее разделила трапезу в дружеской компании в саду Эйе, вместо того чтобы сидеть рядом с фараоном под золоченым балдахином, увенчанной тяжелым диском и двойным пером.

Тело жреца нашли в пустыне за западными утесами, вблизи извилистой тропы, по которой ходили караваны. Человек был заколот аккуратно, в самое сердце, но оружия в теле не оставили. К тому времени, как его обнаружили, он уже начал высыхать, его соки впитались в песок и испарились в сухом, жадном до влаги воздухе, и наплечные повязки слуги Атона свободно болтались на его руках. Облегчение и новая волна почтения к императрице охватили Карнак. История ссоры двух жрецов и убийства приверженца Амона быстро сделалась известна всем. Карнак кипел от негодования и опасения, причем страсти бурлили не только в храмовом комплексе Амона, но и в кельях тех, кто служил супруге Амона Мут и его сыну Хонсу. Убийство грозило обострением соперничества между Атоном и богами Фив. Некоторые жрецы яростно требовали у Птахотепа оружие, заявляя, что они имеют право защитить себя, но большинство ограничились пространными разговорами в своих кельях и перестали в одиночку ходить по Карнаку и Фивам. Птахотеп понимал, что любое насилие со стороны его жрецов разожгло бы вражду на гораздо более серьезном уровне, что могло бы повлечь за собой пагубные последствия для всего Египта. Он строго запретил помышлять о каком бы то ни было возмездии, пока сам обдумывал, что предпринять. В освобождении из тюрьмы жреца Атона даже без Допроса он, несомненно, усматривал направляющую руку фараона и пребывал в ярости, но, когда тело жреца нашли на следующий день, его гнев сменился благодарностью, потому что он узнал в этом скорое правосудие императрицы.

Придворные также догадывались, что их императрица причастна к выбору простого решения проблемы, которая с каждым днем становилась все сложнее. Они восхищались легкостью, с которой она решила этот вопрос, умудрившись при этом обставить все так, чтобы фараон не потерял лицо перед своими подданными. Они с тревогой наблюдали за ростом враждебности между сторонниками обоих богов, потому что она грозила нарушить их благополучное житье, и они знали, что своим деянием Тейе дала им временное облегчение. Они ждали, что предпримет фараон, и, не дождавшись от него ответных действий, забыли об этом инциденте.

Но в уединении опочивальни Нефертити яростно выговаривала мужу.

– Кто здесь фараон, она или ты? – вопрошала она, расхаживая по комнате, а он лежал на ложе и посматривал на нее. – Я говорила тебе, Гор, что ее интерес к Атону был неискренним, и теперь она это доказала. Она убила жреца. Как часто ты повторял, что бог добр и милостив и не прибегает к насилию? Она использует тебя!

– Может быть, – кротко отозвался он, – но она моя императрица. Я имею снисхождение к ее недопониманию.

– Твоя снисходительность в глазах придворных выглядит слабостью! Накажи ее, Могучий Бык! Сделай ей публичный выговор.

– Нельзя доказать, что она повинна в смерти жреца. Это могли сделать люди Амона.

Нежные алые губки Нефертити скривились, и она шагнула к ложу.

– Даже если она невиновна, она ступает по дворцу с таким видом, будто на голове у нее – невидимая двойная корона. Настало время взять правление в свои руки. Больше нет нужды в регентстве. Ты позволил ей управлять, потому что не умел обращаться с властью. Но с тех пор прошло почти четыре года. Я поработала с ней. Я смогу помогать тебе.

– А что ты мне прикажешь делать с Тейе?

У Нефертити на языке так и вертелось «убей ее», но она сдержалась.

– Отправь ее в Ахмин или, если это слишком близко, в ее поместье в Джарухе. Она слишком стара, чтобы учиться чему-то новому, и в ее сердце всегда будет царить Амон. Пока она мелькает при дворе, разногласия между старым и новым неизбежны.