Черный граф - Серж Арденн

Пожав плечами, столь же безучастно как обычно, будто не замечая ярости пьемонтца, Гаспар ответил:

– Здесь, в лесу, у костра. Ночи, слава Святому Жермену, пока ещё теплые. А за снедью, сможете наведываться в «Сухую ветку», я договорился с хозяином. Господа, что заняли все жилые помещения, не скупятся на серебро, поэтому погреба забиты мясом и вином. Кто-то из вас, каждый вечер, как стемнеет, сможет приходить на ферму, вас будут ждать.

Равнодушие преобладало даже в улыбке, которая поддернула кверху уголки губ анжуйца, когда он, одного за другим, оглядел всех, по очереди, разбойников.

– Что ж, тогда я, пожалуй, пойду.

– Постой, может кому-нибудь из нас, следует сопровождать тебя?

Встрепенулся бывший солдат.

– Нет, это никак невозможно. Если Тибо увидит, что я не один, ни за что не подойдет ко мне. Уж не обессудьте, так было условлено. Ждите, буду не позже чем через два дня.

Он кивнул, будто подтвердив правоту собственных слов, через некоторое время, скрывшись меж ветвей и чернеющих стволов деревьев.

– Не нравиться мне этот Гаспар! Что-то он не договаривает.

Прошипел пьемонтец.

– Может проследить за ним?

Поддержал товарища Совар. Горбун, после недолгого раздумья, авторитетно произнес.

– Нет, не стоит! Этот Тибо, действительно ловкий парень, мало ли, что он придумал. В случае если малыш Гаспар не вернется в назначенное время, отправимся в Анжер, и постараемся найти их, или подходящее дельце. Например, жирненького ростовщика!

Разбойники рассмеялись.

1 «Месье» – Речь идет о брате короля, Гастоне де Бурбон, герцоге де Орлеан, родившемся в 1608 году, до 1626 года известным как герцог Анжуйский, затем ему присвоены титулы герцога Орлеанского, герцога Шартрского, герцога Алансонского и графа Блуа. Носил при жизни старшего брата, короля Франции Людовика XIII, титул «Месье» и «Единственный брат короля».

ГЛАВА 26 (120) «По следу»

ФРАНЦИЯ. ПРОВИНЦИЯ АНЖУ.

В лучах утренней зари, четыре королевских мушкетера, миновали ворота города Анжер, направив усталых коней по узкой улочке, растянувшейся от городских ворот до самих стен аббатства Сент-Обен. По настоянию Атоса, единственного, кто до сей поры посещал колыбель графов анжуйских, мушкетеры поселились в таверне «Щит Франции», что располагалась на улице Сент-Мартен.

Оставив содержимое подседельных сумок, а также несколько кожаных баулов, в номерах, и разместив лошадей в конюшне, четверо друзей, плотно позавтракав, вышли на небольшую площадь, раскинувшуюся у входа в трактир, всматриваясь в лица немногочисленных прохожих, и с интересом оглядывая близлежащие дома, незнакомого города.

– Господа, у нас мало времени…

Наконец произнес Атос.

– поэтому предлагаю, не мешкая, приступить к поискам мадемуазель де Силлег. Чтобы повысить шансы, полагаю, нам следует разделиться, и начать с гостиниц, трактиров и кабачков. Хочу напомнить, ищем одноногого господина. Так как Беатрис, наверняка надежно спрятана, и разыскать её, вряд ли, представляется возможным.

Угрюмый, осунувшийся от горя граф, шепотом произнес последние слова, обратив печальный взор в безоблачное небо.

– Согласен с вами граф, это весьма разумно.

Безучастно заметил Арамис.

– Мы найдем её Атос, найдем, чего бы это ни стоило!

Гасконец, скорее желая своим запалом поддержать друга, чем испытывал искреннюю уверенность в успехе предприятия, протянул руку.

– Один за всех!

Пятерни товарищей, одна за другой, легли в раскрытую ладонь шевалье.

– И все за одного!

Прошептали они без особого воодушевления.

– Что ж, господа, за дело. Арамис, вы с Портосом отправляйтесь в сторону улицы Сент-Жульен, мы с д'Артаньяном, направимся в другую сторону, на улицу Сент-Обен. Достигнув перекрестка, расходимся в разные стороны, таким образом, определив направление поиска, для каждого из нас. Желаю удачи, друзья.

Разделившись на пары, мушкетеры направились по оговоренным маршрутам, по мрачному лабиринту, что, часом ранее, привел их к «Щиту Франции». Добравшись до перекрестков, находившихся в разных концах Сент-Мартен, впадавшей в перечисленные Атосом улицы, друзья разошлись, исчезнув в извилистых переплетениях переулков, и только тогда, оставшись каждый наедине с самим собой, и усмирив показную браваду, они нашли силы признаться себе, где-то в глубине души, в безнадежности сложившейся ситуации.

Весь день, мушкетеры бродили по городу, в поисках одноногого Роже. Уставшие и измученные, так и не обнаружив следов похитителей, каждый из них встретил сумерки, в не наилучшем настроении. Покинув очередную таверну, располагавшуюся невдалеке от берега реки, где гасконец, впрочем, без аппетита, отужинал, д'Атраньян, вышел на набережную. Его взгляд устремился на величественный мост, творение Фулька Анжуйского, что вел на противоположный берег, где в сгущавшемся полумраке, виднелись каскады городских крыша. «Завтра, отправлюсь туда…» – подумал шевалье. «А почему собственно завтра?! Разве вернувшись в «Щит Франции» ни с чем, я осмелюсь посмотреть в глаза несчастного Атоса?» С этими мыслями, вселившими в его душу некоторую призрачную, но всё же надежду, оп направился к древней переправе.

Твердым уверенным шагом, преодолев водную преграду – первый каменный мост через Мэн, соединивший берега, сей милой реки – шевалье оказался в квартале Ла-Дутр, с той стороны показавшегося ему куда более привлекательным. Мелодия сумерек, легкими оттенками робости зазвучала в ушах, а затем и душе юного гасконца, угрожая разразиться оглушающим многозвучьем, способным задуть жалкий лепесток пламени, подогревающий остатки его колеблющейся доблести. Зоркие глаза шевалье, с ещё большей тщательностью, впились во тьму, напряженно бороздя затянутые во мрак расщелины меж домами, увлекавшие в сумрачные лабиринты. От внезапно нахлынувшего страха, юноше сделалось весьма неловко, даже перед самим собой, но наибольшее смущение, ему доставило острое чувство вины перед незнакомой мадемуазель де Селлег, терпящей бедствия заточения, а главное, перед своим другом, благородным Атосом, который надеется и столь нуждается в его помощи. При этих мыслях д'Артаньян, стиснув зубы, расправил плечи, откинув полу плаща, что позволило освободить правую руку, на случай внезапного нападения. Положив пятерню на эфес, холодивший, даже через перчатку, ладонь, что предало уверенности молодому дворянину, он шагнул во мрак одного из переулков. Совсем скоро, мушкетер достиг небольшой площади, где, на бледнорозовом фоне прощающегося с солнцем неба, возвышались купола незнакомого аббатства. Оглядевшись, гасконец нашел место, где оказался, весьма мрачным, так как площадь, встретила вечернего гостя, низкими неприветливыми фасадами, исполосованными трухлявым брусом, меж которым виднелись черные пятна запертых дверей и затворенных окон, прячущими за дощатыми ставнями, блеклые отблески одиноких свечей.