Неизвестный псевдоним Бога - Юлия Ефимова

– Отец сразу все понял, – вставил Платон. – Он приходил к ней до самой своей смерти и просил отдать, умолял. Он даже проводил обыски в её квартире, она не сопротивлялась и разрешала все смотреть. Единственное, что произносила в разговоре с отцом Мария Тарасовна, – это «Лаванда вернулась к той, которой и должна принадлежать». Он объяснял ей, что она продала вещь и теперь она должна принадлежать ему, но старуха его не слушала и говорила вновь: «У меня ничего нет, она вернулась к той, кому и должна принадлежать по праву, я тут ни при чем». В общем, отец проверил каждый сантиметр её дома, а больше у старой учительницы ничего и не было. Но ведь он не знал тогда про этот участок, поэтому, когда я услышал, то решил, что лаванда обязательно хранится здесь. Она была мне очень нужна.

– Зачем? – спросила Таша.

– Спасти наш брак с Жулей, она обычно увлекалась, но семья для нее была всегда святое. А сейчас будто все оборвалось, будто провалилось. Тут же увлечение переросло в любовь, я даже хотел его убить, – тихо сказал Платон. – Пришел, стою, смотрю на гостиницу, и сил подняться нет, ведь знаю, что она там. Через секунду к моим ногам падает тело. Я сразу его узнал, я подумал, что с ней, кинулся, а она бежит по лестнице, вся в слезах, повторяя, что убийца её видел. Но после его смерти она стала еще более чужая, я понял, что потерял её.

– Но чем бы вам помогла лаванда? – все еще не понимала Таша.

– Она волшебная, – сказал Платон на полном серьезе. – Когда папа её купил, у нас в семье все наладилось. Мама выздоровела, и они стали жить даже лучше, чем до этого, а когда её украли, папа сразу стал сдавать, и ушли они с мамой один за другим.

– Вы правда в это верите? – спросила Ирма.

– Не знаю, – подумав, ответил Платон. – Да и какая теперь разница?

– Папа, – сказал Клим, желая сменить тему, – кстати, познакомься, – он указал на сидящего рядом Чехова, – это Антон Павлович.

Папа удивленно посмотрел на сына, словно тот сошел с ума, и сказал:

– Мы знакомы уже дня три как.

– Нет, познакомься еще раз, – настаивал Клим, а Антон Павлович уже стал настороженно поглядывать в их сторону, потихоньку отодвигаясь от отца. – Это Антон Павлович Чудов, – сказал Клим.

– Вы Антон Павлович Чудов?! – закричал на весь сад обычно сдержанный отец, и все испугались, Таша даже немного загородила Чехова, боясь, что его сейчас будут бить.

– Как вы могли пропасть?! Я ищу вас повсюду, вы мне как воздух нужны, без вас никак! – от переизбытка эмоций отец говорил очень несвязно, и Клим решил помочь:

– Короче, Чехов, есть работа как минимум на три года, оплата и жилье предоставляются, – и, повернувшись к отцу, сказал: – Я так понял, ему жить негде.

– Предоставляются, конечно, предоставляются, сначала будем жить у меня. – Отец схватил за руку очумевшего Чехова, не понимающего пока свалившегося на него счастья, и повел к себе, к бумагам, к проекту, который сейчас появился шанс спасти.

На полпути он остановился, вернулся в беседку и обнял Клима.

– Сын, прости, что не верил в тебя, я сегодня весь вечер гордился тем, что ты мой сын, спасибо, – и, поцеловав его в щеку, убежал. Мама, попрощавшись со всеми, как настоящая жена, засеменила за мужем.

Все стали потихоньку расходиться, всё закончилось, правда, с огромными потерями, но закончилось. Платон потерял Жулю и так и не нашел веточку лаванды, которая, по его мнению, могла бы спасти семью. Ирма потеряла Марка, но судя по тому, как они сейчас дружно понесли посуду в дом, окончательно нашла Арсения. Папа чуть не потерял компанию, но нашел Чехова и сейчас попробует всё вернуть. Леська нашла Макса и сейчас, довольная, болтает с ним по телефону, ожидая его приезда, но, возможно, это еще не самая главная её находка в жизни, в восемнадцать лет это нормально. Клим потерял больше всех – он потерял двух друзей, самых лучших и самых преданных. Только они понимали его и разделяли на троих все: и горе, и радость. Сегодня он потерял обоих безвозвратно, но если Юрка будет жить всегда в его сердце, то Димка умер и там. Что же нашел он? Вот эти голубые глаза, сидящие напротив, губы, которые так хочется поцеловать, но страшно. Он чувствовал душой, что это его, ему хотелось знать о ней всё, участвовать в её жизни, быть её жизнью.

– Что для тебя измена? – спросил он её, когда они остались вдвоем.

– Один очень хороший писатель Януш Вишневский сказал: «Для меня изменой является также то, что ты хочешь что-то существенное первой сказать не жене или мужу, а кому-то другому», – и я полностью с ним согласна, – сказала Таша.

Ветер поднялся, и было слышно, как стучится незапертая дверь мастерской.

– Пойдём, надо закрыть твое наследство, – засмеялся Клим. Он перешел с ней на «ты», и ему от этого тоже было страшно.

1993 год, ограбление банка

«Я должен все исправить, я должен достать реликвию нашей семьи, – Адам в который раз повторял про себя это как мантру, надеясь, что она ему поможет. – Мама продумала всё до мелочей, значит, всё будет хорошо. Мама умная и хорошая, она всю себя отдала того, чтоб моя жизнь стала лучше. Она справедливая и умная, она недостойна такого сына, как я.

Я предатель, поверил Иуде, называющему себя другом. Он наговорил гадости про любимую женщину, я же даже не поговорил с ней, не выслушал. Девять лет назад, когда я случайно увидел их в первый раз, то всё понял, предатель – друг, а не она. Он, бывший друг, шел с ней под руку и с любовью смотрел на свою жену, мою бывшую любимую. Хотя почему бывшую? Я и сейчас люблю её по-прежнему. То-то же я удивлялся, куда делся бывший друг после своей мерзкой речи о его невесте, а он просто женился на ней, предатель, Иуда, сволочь. Милая моя, зорька ясная, она была такая грустная, хоть и вышла она замуж за этого обманщика, но не любит его. Это читается в каждом её жесте, в каждом взгляде. Дочка же – вылитая я, и не нужно никаких генетических экспертиз, чтоб поверить в это, просто одно лицо. Она такая красавица, её постоянно хочется рисовать. Главное, чтобы она не унаследовала от меня эгоизм, страшная черта характера, возможно, даже страшнее любой другой.

Борода и усы, заботливо наклеенные мамой, ужасно чешутся, из-под дурацкой шляпы течет пот, очки делают мир вокруг расплывчатым, но ничего, я потерплю.

Так, ребята говорят – пора. Итак, первое – я захожу в банк, второе – с девушкой-операционисткой спускаюсь вниз, и мы вместе открываем мою ячейку, арендованную заранее на поддельные документы, их достали ребята где-то в своих бандитских кругах. Дальше она выходит, я считаю в уме до 15, мои соратники уже под видом рабочих зашли с чёрного хода. Здание банка реставрируется, и рабочие ходят в туалет банка через эту черную дверь. Делают они это настолько часто, что охранник уже привык к этому и открывает им на автомате. Сейчас они выбивают почти картонную дверь, которая ведет с черного входа в коридор хранилища. «Девушка, заходите», – кричу я операционистке, которая стоит у двери хранилища. Она заходит в помещение почти вместе с моими новыми друзьями. Я все сделал, я смог, еще чуть-чуть. Девушка связана, и ребята открывают ячейки, мне нужна одна под номером сто. Только бы веточка лаванды была там. Мама – гений, я её нашел. С полными сумками награбленного мы с ребятами выходим на улицу той же дорогой. На посту я вижу связанного охранника, все хорошо, все живы. Это было главное условие, которое я поставил ребятам. Мы садимся в большой черный автомобиль и уезжаем. За десять кварталов бросаем машины и расходимся. Я молодец, все получилось, теперь все будет хорошо».