Моя милиция - Хайдар Халикович Яхъяев

сумочку предъявим. Пойду я. Привет и поклон Ире. Хорошая женщина, души большой. Пусть поправляется. Обещался я взять вас на рыбалку. Как выпишут — поедем вчетвером. Я со своей половиной и вы.

Сиротин посмотрел вслед своему давнему товарищу. Андрей и сам, приехав сюда на работу, не очень верил в следовательские способности этого с виду мешковатого немолодого человека. На это, между прочим, попадались иные преступники. Андрей давно понял, что ума Петр Алексеевич хитрого, тонкого, памяти цепкой. И не удивился, когда уже перед уходом в больницу услышал по телефону голос Калинина:

— Андрей Романыч? Сумочку не хотела признавать ни под каким видом. Откудова, говорит, такие деньги да еще оружие. Дак я сразу: снимать-то спрашиваю, отпечатки пальцев? А что она, дура, что ли? Там скрозь ее руками залапано. Мате-е-рая! Но дельце, скажем прямо, пустяковое. Дак оно и лучше: нам спокойнее и народу меньше неприятностей. Ты к больнице? Ну, шагай, шагай. Большого тебе мужества, Андрюша. Живи... для Ирины своей.

Часть II

1.

Никогда особенно Адыл не испытывал чувства причастности к жизни людей вокруг. Те неизбежные изменения, что происходят вокруг, занимали его только одной стороной: лучше стал жить народ, значит, в карманах больше денег. И толика этих денег становилась его деньгами. Такой контакт с действительностью устраивал его раньше вполне. Теперь ему надо было попробовать стать частью этого потока. Оказалось, что это не так-то просто...

В первые дни по приезде никак не мог свыкнуться с мыслью, что он в Ташкенте. Ташкент Адыл не видел шесть-семь лет. Правда, и других городов за эти годы он не увидел... И теперь удивлялся странному отчуждению родного Ташкента. Адыл видел его белые дома, широкие проспекты и понимал, что так только и должно было быть. После землетрясения не мог город лежать в руинах. Но сделался каким-то чужим, холодным и неуютным. Только потом, несколько дней спустя Адыл понял, в чем дело. Он не находил старых дружков. Нет, снова в воровскую компанию он бы не пошел, но ведь что делать, если других друзей у него не водилось... Поэтому он очень обрадовался, когда встретил в трамвае Кадета.

— Клыч? Привет! — Кадет обнял друга, потянул к выходу, — как раз тут одно заведение есть.

Они сошли на Текстилькомбинате, зашли в кафе «Дильбар». Кадет сразу спросил пива.

— Жара... Ну, рассказывай, Клыч!

Адыл рассматривал Кадета. Постарел, лицо в морщинах, руки огрубели.

— Что рассказывать. Кадет? Вот вышел. Присматриваюсь, — уклончиво ответил Клыч, отпивая из стакана. — А как ты?

Настороженность и оскорбляла, потому что раньше они «работали» вместе, и была необходима. Мало ли что бывает? Оба словно ощупывали друг друга, чтобы «не затерялась» в кармане финка. В их мире и такое бывало: доверишься корешку, а он тебе нож в бок всадит. Но Адыл скоро убедился, что Кадета бояться не надо.

— Я ж завязал. Да ты не смотри так. Рано или поздно и тебе туда же дорога. Иного нам не дано. Чем позже, тем хуже для себя. Теперь ведь не только порадуются, что ты на честный путь встал, а еще и поинтересуются, чего долго раздумывал... Ну, женился я. Пока шарашил, «бабки» водились, хорош был. А как завязал... Жить, конечно, можно. Вполне можно. Квартиру нам дали. Ну, кровать, телевизор взял. Так по мелочи кой-чего. А ей, подлюке, мало. Раньше, говорит, деньги без счета водились, а теперь... Вот как повернула, хоть снова иди шарашить да под стражу. На это ей наплевать. А у меня дочка. На заводе считаются. А в доме, как в кичмане, каждый день скандал, крик. Уходить собирается, дочку забрать.

Адыл впервые видел в глазах Кадета такую тоску.

— И все-таки, Клыч. Воровать это не жизнь, в этом я убедился. Но и честно жить нашему брату не так-то просто. Ведь сколько лет зря ушло — ни образования нет, ни квалификации.

— Что же, прямо так и говорит — иди воровать?

— Ну, нет, так она не говорит. А если каждый день поет, что денег мало? Говорит, в торговлю иди. Так там, если по-честному, поменьше чем на заводе. Ну ладно, что обо мне? А как ты, братан?

— Что я? Срок дали, вышел вот... Да только не очень потянет на новую житуху, как поглядишь на тебя.

— Ты это брось, брось! Чего на меня глядеть? Сам виноват, с дрянью повязался... Это со всяким случиться может. А красть я все равно не буду. Вот скажу тебе штуку такую, — Кадет придвинулся к Адылу. — Встретил я тут на днях одного... Учились вместе. Знаешь, кто он теперь? Подполковник! Понял? А я ведь не хуже его учился когда-то. Завидно мне стало, честно говорю.

— Так что? Служить тебя обратно не возьмут.

— Да. Не возьмут. Куда я теперь? А вот хоть чего-то в жизни добиться хочу. Есть у меня мечта... Да как ее добиться, если дома такое?.. Учиться на заочный хочу. Диплом получить.

— Диплом? Да что в нем, Кадет? Инженеров вон сколько. Я вот кандидатом наук даже был, — усмехнулся Адыл. — Не дело это — учиться.

— Нет, братан, не скажи. Мне ведь не должность нужна. Когда-то меня здорово к автомобилям тянуло...

Они расстались, обменялись адресами. И Адыл снова начал свои хождения по отделам кадров. В двух местах ему уже отказали. Но сдаваться Адыл не собирался. Его не столкнут. Он упрямый.

Не повезло и в третий раз. Адыл выскочил на улицу, несколько минут шел поспешно, горячо, потом притормозил. А в чем, собственно, дело? Чего он обижается? Почему ему должны поверить, что он будет честно работать?

Да что работать? Работать и в колонии приходилось немало. Надо честно жить. И тут все зависит от самого себя.

— Нет, — упрямо повторил Адыл, — нет...

2.

Что «нет», он пока и сам не знал. Но настроение все-таки оставалось гадким. Адыл зашел в магазин, взял двести граммов колбасы, «четушку» и направился в поисках укромного уголка. Но пристроиться в одиночестве ему не удалось. В парке за ним слишком пристально следил дежурный милиционер, а на улицах не ахти как удобно располагаться в подворотнях. И Адыл сел в троллейбус и уехал на Комсомольское озеро. Здесь, пройдя по пустынным аллеям, на пустом бережку, свободном ввиду запрета от купальщиков, он устроился на скудной городской