Джек Абсолют - Крис Хамфрис

Еще один офицер, капитан Мани, суетливо и бестолково накладывал одну за другой эти карточки поверх по-детски нацарапанных слов.

— Капитан Мани, — сказал Бургойн, — объясните мистеру Абсолюту, в чем у нас затруднение.

Его голос, обычно легкий и непринужденный, на сей раз звучал напряженно.

— Впрочем, попытайтесь заодно растолковать это и всем нам. Только доходчиво, в понятных словах.

Похоже, бедняга капитан Мани допустил какую-то серьезную оплошность. Бургойн, даже когда бывал в скверном расположении духа, редко допускал резкость в отношении подчиненных. Впрочем, именно из-за необычности любое проявление его гнева могло лишить присутствия духа любого, на кого оно было направлено. Именно так обстояло дело с несчастным капитаном, от волнения начавшим заикаться.

— П-п-проблема проста, капитан Абсолют, только вот решить ее не так п-просто. Мы потеряли трафарет, необходимый для расшифровки этого письма.

— Вы потеряли его, Мани!

— При... при... при всем моем почтении, сэр, он был надежно спрятан в вашей палатке, а потом...

— Да, да. Ваши отговорки мы уже слышали. Продолжайте!

Мани пожевал нижнюю губу. Ему вовсе не хотелось повторять и так известные вещи, однако Бургойн заставлял бедолагу это делать — в наказание, чтобы сорвать на нем свое раздражение.

— Как вы... как вам известно, трафареты — это самое простое и эффективное средство расшифровки. О-о-отправитель и получатель имеют идентичный кусочек картона или ткани с прорезями определенной формы. Он накладывается на кусочек бумаги и необходимое послание пишется... то есть в прорези вписывается само послание. А потом, когда трафарет убирается, остальная часть листка заполняется невинными новостями. Повседневные дела, здоровье... все, что обычно пишут в письмах. Получатель достает свой трафарет, накладывает на письмо и...

— Да, хорошо, Мани, этого достаточно, — ворчливо бросил Бургойн несчастному офицеру и повернулся к Джеку. — Видите, что делается? Это письмо прибыло сегодня из Нью-Йорка от генерала Клинтона, его доставил наш доблестный сержант Уилли.

Он кивнул на перепачканного малого в углу, который все порывался вскочить. Тому жестом велели сидеть.

— На рассвете ему следует вернуться с ответом — но с ответом на что?

Генерал сердито отмахнулся от попытки Мани подставить поверх письма еще одну из шелковых форм — что-то вроде зигзага молнии.

— Среди этого словесного мусора скрыты сведения, заполучить которые нам не удавалось в течение восьми недель. Закончил ли генерал Хоу свою кампанию в Пенсильвании и двинулся ли наконец к месту нашей встречи в Олбани? Или, на самый худой случай, собирается ли Клинтон атаковать горные форты на Гудзоне, а потом двинуться маршем нам на подмогу? Любое из этих действий вынудит американцев разделить армию, действующую здесь против нас. Сейчас американцы располагают самое меньшее четырехкратным численным превосходством, но если с Божьей помощью нам удастся свести его до двукратного, я поколочу их и прорвусь к Олбани. Тогда, несмотря на наши напасти, кампания будет выиграна, и мы сохраним Америку для Короны.

Он вздохнул и стал массировать себе лоб ребром ладони.

— Как вы слышали, Джек, трафарет, с помощью которого мы могли прочитать послание... пропал. Пропал!

Джек постарался скрыть тревогу. Просто так трафареты не пропадают, и скорее всего он был похищен шпионом, пробравшимся в штаб британской армии. В первую очередь Абсолют подумал о фон Шлабене, но граф едва ли мог так быстро вернуться из форта Стэнвикс. Да и Бургойн едва ли оставил бы немца в своей палатке без присмотра. О причастности к такому гнусному преступлению одного из офицеров в красных мундирах не хотелось и думать. Но доступ в генеральский шатер могли иметь и командиры лоялистов, и немцы. Впрочем, о том, куда делся трафарет и почему это случилось, можно поразмыслить и попозже. Главное, что он исчез, и это грозило обернуться чуть ли не катастрофой.

Генерал заговорил снова.

— Итак, все, что мы имеем, — это письмо, где сообщается, что «Мистер Родс получил партию мундирного сукна». Может, попросить его залатать мой мундир, а?

Послышался нервный смех.

Бургойн бросил взгляд на Джека, который, стоя очень близко, сумел заметить в серых глазах генерала выражение, какого никогда прежде не видел. Это было отчаяние.

— Ну как, капитан, сможете вы разрубить этот гордиев узел? — с надеждой спросил командующий.

Джек, в отличие от него, особых надежд на успех не питал, но должен был хотя бы попытаться, а потому прочитал письмо. Оно было нарочито безграмотным — видимо, для того, чтобы вернее запутать и сбить с толку возможного постороннего читателя.

"Дорогой Куз.

Видел ли ты в последнее время этого падлица Уилла Пайпера? Он задолжал мне 5 фунтов, и его гнусные попытки скрыться от меня дастойны призрения. Намерен я тапереча, с тваего пазваления, двигаться вперед, потому как получил в мануфактуре Гудзона партию мундирного сукна. Пошью камзолы, и в форты, на продажу. Передай наилушие пажилания маей нивесте Мардж. Я увижусь с ней недели через две-три, но мине кажитца, что это будет две или три тысящи.

Ваш любящий кузен,

Т. Родс".

Джек сделал изрядный глоток шерри и поставил бокал рядом с графином. Он никогда не видел трафарета, на который ссылался генерал, и, очевидно, никто не смог бы отличить его от нескольких других, хранившихся для других корреспондентов. Все они — зигзаг молнии, звезда Давида, крест Лоррейн — были выложены рядом с листком. Мани, очевидно, испробовал их все. Кроме того, бедняга штабист нарезал из картона множество шаблонов произвольной формы, с которыми и экспериментировал, когда появился Джек. Помимо этого, капитан сделал и несколько точных копий письма.

Джек поднял одно, скользнул по нему взглядом, выискивая повторяемость слов, сочетаний букв или еще что-нибудь, за что можно было бы зацепиться. Какие-нибудь слова или фразы, которые могли бы иметь двойной смысл — и военный, и относящийся к коммерции. Он чувствовал на себе внимание присутствовавших, давление их ожиданий, их отчаянную надежду. Если Джек и испытал на себе все тяготы этой кампании, то ведь они испытали их тоже. И подтверждением тому — столь же красноречивым, как и пулевые отверстия в мундире Бургойна, — были тела, лежавшие в жнивье возле фермы Фримена.

Во рту у Джека вдруг сделалось сухо, и он, сглотнув, принялся перемещать по листу бумаги картонные карточки, как при игре в «крестики-нолики», с которой когда-то отменно справлялся. Это ничего не давало, но Джек, увлекшись, настолько забылся, что задел графин. Вино расплескалось — к счастью, не все.

— Ради бога, Абсолют, будьте поосторожней! Это моя последняя бутылка «Санта-Виктории»! — воскликнул Бургойн.

— Простите, сэр.

Джек поставил сосуд из тонкого свинцового хрусталя на место, глядя на стекающую по столешнице струйку жидкости. Она напомнила ему об ужине на борту «Ариадны» и пролитом портвейне, полоска которого, словно знаменуя собой кровь, побежала между бокалами, когда в каюту неожиданно вошел фон Шлабен. Пальцы Джека коснулись графина, своей формой несколько напоминавшего женскую фигуру. Легкое касание изгибов хрусталя пробудило воспоминания — пока еще очень неясные.