Порочная страсть - Колин Маккалоу

Застывший у входа Бенедикт за все время не проронил ни слова и даже не шевельнулся, но когда Нил резко повернулся, намереваясь уйти, судорожно дернулся, перевел тяжелый немигающий взгляд с лица сестры Лангтри на изможденного Майкла, который по-прежнему стоял, привалившись к стене, и встревоженно спросил:

– С ним все в порядке?

Сестра кивнула и скупо, вымученно улыбнулась.

– Не волнуйтесь, Бен, я присмотрю за ним. Возвращайтесь в барак вместе с Нилом и попытайтесь немного поспать.

Оставшись в бане наедине с Майклом, сестра Лангтри поискала глазами его одежду, но нашла только полотенце. Должно быть, он разделся, прежде чем отправился принять душ, а полотенце обернул вокруг бедер. Конечно, это было против правил: по уставу всему воинскому контингенту с наступлением темноты, перед тем как выйти за порог, полагалось надеть форму, прикрывавшую тело от шеи до пят, – но Майкл, наверное, рассчитывал, что его никто не увидит.

Она сняла с крючка полотенце и подошла ближе, но у душа остановилась, чтобы завернуть кран, и устало сказала:

– Обернитесь полотенцем, пожалуйста, и пойдемте со мной.

Он открыл глаза, не глядя, взял полотенце и неуклюже – руки у него все еще дрожали – обмотал им бедра, потом с опаской отступил от стены, словно сомневался, что сможет удержаться на ногах без опоры, но это ему удалось.

– И сколько же вы выпили? – с горечью спросила сестра, жестко схватив его за локоть и подтолкнув к двери.

– Примерно четыре столовые ложки, – сухо ответил Майкл. – Куда вы меня ведете?

Резким движением он вырвался из рук сестры, словно ее властная хватка и повелительный тон задевали его гордость, но она жестко заявила:

– Переночуете в моем бараке: я устрою вас в одной из пустующих комнат. Вам нельзя возвращаться в отделение до завтрашнего утра. Ослушаетесь – вызову военную полицию, а мне бы этого не хотелось.

Угнетенный, подавленный, Майкл безропотно пошел следом за сестрой. Да и что здесь скажешь? Как убедить не верить тому, что она видела собственными глазами? Прошлое повторялось, словно в дурном сне. Все выглядело намного хуже, чем тогда, в подсобке. Вдобавок он чувствовал себя выжатым, опустошенным, у него не осталось сил, все отняла сверхчеловеческая борьба с самим собой. Он сразу понял, чем все закончится, как только Люс вошел в баню. Майкла захлестнула неудержимая тяга убить этого неотесанного тупого подонка, причем не просто убить, а с радостью, с наслаждением, даже если его за это повесят.

А помешали ему тотчас же наброситься на Люса и вцепиться ему в горло две причины: Майкл вспомнил о полковом старшине и той жгучей боли, что терзала его изо дня в день после драки в лагере, о нестерпимой пытке, которой стали для него отделение «Икс» и сестра Лангтри, а еще о предвкушении близкого счастья, мгновениях чуда, возможно, ожидавших его. Именно поэтому, когда Люс начал его провоцировать, Майкл собрал всю волю в кулак, чтобы не сорваться.

Люс хоть и выглядел куда внушительнее его, Майкл ясно видел, что убивать ему не приходилось: не было в нем ни жесткости, ни слепой жажды крови. С самого начала Майкл знал, что за наглой самоуверенностью Люса, за ненасытным желанием унижать и мучить скрывается трусость. Даггет воображал, будто ему безнаказанно сойдут с рук любые подлые выходки, будто всякий мужчина при виде рослого здоровяка, пышущего злобой, испугается и отступит, однако Майкл понимал: стоит принять вызов, и Люс мгновенно растеряет свой гонор, сдуется, как проколотый мяч. Приняв боевую стойку, он приготовился к броску, хотя и сознавал, что лишает себя будущего, но это больше не имело значения. Он собирался поставить стервеца на место, стереть с его лица самодовольную ухмылку, но когда тот затрясся от страха, Майкл почувствовал желание его убить.

Он чувствовал, что дважды уничтожен, дважды проклят. Дважды ему пришлось взглянуть правде в глаза и признать: он не лучше любого другого, познавшего вкус крови. Он тоже способен забыть обо всем в слепом стремлении убивать и находить в этом высшее наслаждение. Жажда убийства сродни вожделению, Майкл всегда это знал. За последние годы он многое узнал о себе и научился с этим жить, но такое… Быть может, сознание, что он носит это внутри себя, сковало его язык в кабинете сестры Лангтри, и оттого слова любви так и не прозвучали? Они зрели в нем и готовы были сорваться с губ. А потом Майкл ощутил вдруг, как его обволакивает черной тенью что-то ужасное, неведомое, не имеющее названия. То самое. Должно быть, это было оно. Он винил во всем свою никчемность, но отныне эта никчемность обрела имя.

Слава богу, сестра Лангтри пришла вовремя! Но как теперь ей все объяснить?

Поднявшись по лестнице к своему жилищу, Онор поняла, что остальные комнаты в бараке заперты, а окна наглухо закрыты. Это вовсе не означало, что она сдалась: проникнуть можно в любое запертое помещение – за годы заточения в сестринском пансионе, похожем на монастырь, девушки становились большими специалистами по части того, как выбраться из тщательно охраняемой и, казалось бы, неприступной крепости, – но на это нужно время. Сестра Лангтри не стала ломать голову, как выйти из положения, а просто открыла дверь своей комнаты, щелкнула выключателем и отступила на шаг, пропуская Майкла вперед.

Как странно. Если не считать приходившей с проверками матроны, он стал единственным, кто переступил порог ее жилища: медсестры предпочитали собираться в общей гостиной, когда им хотелось встретиться, – слишком уж долго было идти из одного барака в другой, чтобы увидеться с подругой. Несмотря на усталость, Онор Лангтри оглядела комнату глазами посторонней и заметила вдруг, каким тусклым и безликим выглядит ее обиталище. Оно больше походило на монашескую келью, чем на обычное жилье, хотя и было просторным. Здесь стояла узкая койка, такая же, как в бараке «Икс», жесткий стул, бюро и ширма, за которой Онор вешала одежду, а на двух полках, прибитых к стене, теснились книги.

– Вы подождите здесь, пойду поищу вам что-нибудь из одежды и открою одну из соседних комнат.

Сестра Лангтри и, перед тем как выйти, успела заметить, как Майкл опустился на стул возле кровати. Решив, что не стоит возвращаться в «Икс» за вещами через всю территорию базы и тревожить мужчин, Онор направилась в ближайший жилой барак. Вдобавок ей требовалось время, чтобы обдумать, как вести себя с Люсом. В отделении «Би» она сумела раздобыть пижаму и халат, пообещав на следующий день принести взамен чистую одежду.

Соседняя комната показалась самой подходящей, чтобы устроить там Майкла на ночь, и она принялась вынимать деревянные планки жалюзи на окне. Врезные замки на дверях оказались слишком крепкими, вскрыть их шпилькой не удалось, да и с жалюзи пришлось повозиться, но в конце концов планки поддались. Сестра Лангтри ограничилась четырьмя и посветила фонариком в пролом. Койка, слава богу, была на месте: не унесли, – как и скатанный матрас с подушкой. Придется Майклу обойтись сегодня без простыней, подумала Онор без всякого сожаления.

Когда она наконец вернулась к себе в комнату, прошло уже не менее трех четвертей часа. Ночь была душной и влажной, одежда прилипала к телу, да еще бок заныл. Сестра немного постояла, приложив к нему ладонь, потом взглянула на стул, но он оказался пуст. Взгляд ее переместился на кровать. Свернувшись клубком, спиной к ней там лежал Майкл и, похоже, крепко спал. Вот это нервы: спокойно уснуть после всего, что случилось!