Альтруисты - Эндрю Ридкер

Чувство вины дает метастазы. Мутирует. Перемещается по организму. Вверив свое финансовое будущее в способные руки Месснера, Франсин поняла, что от чувства вины ей теперь не избавиться: оно курсировало по ее кровеносным сосудам и принимало причудливые, злокачественные формы. Она винила себя за то, что проводит мало времени с Марлой, что слишком много ест. Что не пишет диссертацию или что пишет диссертацию, вместо того чтобы заниматься другими делами. Франсин винила себя даже за само это чувство вины. Ей стало казаться, что первоначальная вина — та, из которой выросли все остальные, — объяснялась тем фактом, что она не способна быть человеком без чувства вины, беззаботной и ни о чем не жалеющей прожигательницей жизни. О той вине, которую внушил ей Месснер в обмен на помощь с отцовским наследством, Франсин не задумывалась. Она не допускала даже мысли, что он мог сделать это нарочно — сыграть на ее совестливости, дабы удержать ее. Ведь чем дольше он будет распоряжаться деньгами, тем больше они будут расти в цене и тем сильнее ее станет грызть совесть. Она окажется в плену. И вновь начнет терзаться чувством вины, заставляя себя проводить с Месснером больше времени. Словом, когда промозглым, слякотно-серым декабрьским днем Франсин садилась в «форд-вендженс» Марлы, чтобы ехать в аэропорт встречать Артура, вся ее жизнь превратилась в одно сплошное угрызение совести.

Увидев Артура у выхода из аэропорта — он стоял на подернутом снегом тротуаре в облаке своего теплого дыхания, — Франсин испытала доселе невиданный по силе и нежности укол вины. Месснер никогда не вызывал в ней таких чувств. Она смотрела сквозь обледенелое окно автомобиля на живого, настоящего Артура и с любовью вспоминала его решимость, его страсть, то, как он очертя голову бросался навстречу жизни и выставлял напоказ все свои изъяны и неудачи. Он был прямой противоположностью ласкового, обманчиво заботливого Месснера. Франсин искренне любила этого ненормального.

Она поманила его в машину. Он поприветствовал ее холодным поцелуем.

— Ты замерз.

— Да, — кивнул Артур.

Франсин боялась этой встречи и списала сдержанность Артура на непривычный климат: в Зимбабве он привык к другому. А может, столь холодный прием был кармическим воздаянием за ее связь с Месснером. Всю осень она честно пыталась уйти от Месснера, но стоило ей сказать ему о своем желании поговорить, как обязательно что-нибудь подворачивалось — билеты в нью-йоркский театр, бронь в модном ресторане, — и Франсин приходилось откладывать беседу и продолжать какое-то время терпеть осточертевшего любовника, мириться с его знаками внимания и странностями.

Она поклялась расстаться с ним завтра же утром.

По дороге домой через заснеженный Бостон она пыталась втянуть Артура в беседу.

— Последний наш телефонный разговор без конца прерывали. Что у тебя стряслось? Я не ждала тебя так рано! То есть я очень рада, конечно, но это так неожиданно.

Артур молча смотрел в окно.

— Кстати, я сдала одну комнату, — сообщила Франсин, когда они приехали и стали подниматься по лестнице. — Соседка обещала съехать к концу недели, но просит несколько дней на поиск нового жилья.

— Хорошо.

Что-то было неладно. Артур терпеть не мог чужих людей. Почему он не возмущается? Что с ним стряслось?

Франсин открыла дверь и вошла в пространство, которое сразу же показалось ей враждебным. Сидевшая на диване Марла громко охнула. По гостиной расхаживал туда-сюда Месснер.

— Что ты тут делаешь? — спросила его Франсин.

— Ты говорила, что уезжаешь из города на все выходные.

— Мне нужно было время…

— Это еще кто?

Артур сделал шаг вперед и вышел из тумана, который окружал его с момента приземления в Бостоне.

— Кто я? А вы кто?

— Ух ты, — вновь охнула Марла. — Схватка века!

— Я ее друг, — ответил Месснер, показывая на Марлу, — и ее парень. — Его палец уперся во Франсин.

— Это вряд ли.

— Вряд ли?!

Артур смерил Франсин долгим понимающим взглядом, затем обернулся к Месснеру.

— Вряд ли ты ее парень, — сказал он голосом мужчины, в которого она когда-то влюбилась, — потому что я — ее жених.

Месснер всплеснул руками:

— Жених?!

Франсин обомлела:

— Я… э-э…

— Вам пора уходить, — сказал Артур.

— Вот дерьмо! — Месснер выругался. — Полный бред! Ты не говорила, что обручена!

— Но я…

— Да, она обручена.

— Погоди-погоди-погоди. А где он пропадал столько времени?

— Уезжал, — пробормотала Франсин. — В Африку. В Зимбабве.

— И что он там делал, черт подери?!

Она посмотрела в его налитые кровью глаза:

— Помогал людям.

— Не верю своим ушам. Просто не могу поверить, мать твою. — Он обернулся к Марле. — Ты знала?..

— Э-э…

— Знала! Вот дерьмо, ты все знала! Только я и не знал. Выходит, я идиот, так? Самый настоящий болван!

— Ты не идиот, — сказала Франсин. — Позволь, я объясню…

— Нечего тут объяснять. Ты врунья и ужасный человек! Слышишь?! Ужасный человек!

— Ух ты, — восхитилась Марла. — Не каждый день такое увидишь. Можно всю жизнь прожить — и не увидеть.

— Я не хотела тебя расстраивать, — сказала Франсин.

— Это невероятно. Просто не верю своим ушам!

— Уж поверь, — прорычал Артур.

— Нет, пусть она сама скажет, хочу услышать это от нее. — Месснер раздул ноздри. — Ты выйдешь замуж за этого придурка?

Марла забарабанила пальцами по бедрам.

Артур с надеждой посмотрел на Франсин.

Она вдохнула. Выдохнула. Расправила плечи. И как можно убедительнее произнесла:

— Выйду.

Ни разу за всю их поначалу фиктивную — а затем уже и настоящую — помолвку и ни разу за всю жизнь в браке Артур не задавал ей вопросов о Месснере. Кто он такой, как они познакомились, что между ними было. Он не желал ничего знать. И Франсин была безмерно ему признательна. Что может быть правильнее и милосерднее, чем не задавать вопросов? Это самый трудный и самый прекрасный подарок, какой можно сделать своему спутнику жизни: абсолютный и безусловный второй шанс.

Той ночью, лежа в постели — после того, как Месснер навсегда покинул их жизнь, — Артур со слезами на глазах поведал ей свою историю. Про Мойо, Рафтера, Джемролла, сонную болезнь и мух цеце — про все. Когда он закончил (Франсин к тому времени уже и сама рыдала: да, ей было больно за любимого, но больнее всего — за африканскую деревушку, которая приняла на себя всю тяжесть его амбиций, и жителям которой теперь предстояло годами за это расплачиваться; и как незначительны были ее собственные страдания по сравнению с тем, что происходило с Артуром!), она вытерла глаза и спокойно отвела его в ванную. Там она уложила его в горячую воду, перегнулась через фарфоровый край узенькой ванны размером с гроб и принялась его растирать. Слезы Артура текли в мыльную воду. Она сказала ему, что все будет хорошо. Что он хотел как лучше. В благодарность за молчание по поводу Месснера она заверила его, что мухи цеце были обстоятельством непредвиденной и непреодолимой силы. Никто не мог предсказать их появление. Человек не в силах полностью подчинить себе природу. «Ты не виноват, Артур, — повторяла она, хотя сама считала иначе, — ты ни в чем не виноват».