Игра без правил - Энтони Гальяно

Изо всех оставшихся сил я побежал к нему. Мир по бокам смазался и превратился в разноцветные полосы, как на акварельной палитре. Я не чувствовал, как ноги касаются песка. Рот был полон крови, моей крови, и это приводило меня в бешенство.

Уильямс поднял голову, но слишком поздно, потому что я уже взлетел в прыжке, подобрав колени к груди, и, распрямляя ноги, выбросил пятки вперед. Я не мог этого предположить, но в тот момент, когда я нанес удар, Уильямс повернулся лицом вполоборота ко мне. Раздался жуткий хруст, какой издает корабельная мачта, ломаясь пополам. Он повалился навзничь. Я шлепнулся животом о песок, и у меня перехватило дыхание. Левая рука до плеча совершенно онемела. Должно быть, какой-то мелкий камушек попал мне в выход локтевого нерва. Помогая себе единственной здоровой рукой, я как мог быстро встал на ноги и подошел к лежащему Уильямсу.

У его ног на песке лежал револьвер. Должно быть, он находился в кобуре на лодыжке и вывалился, когда Уильямс упал. Почему старый черт не попытался застрелить меня? У тридцать восьмого калибра, конечно, невеликая дальность, к тому же стрелять пришлось бы в темноте и на бегу, но он даже пробовать не стал! Таков Уильямс. Он решил оставаться львом до конца. Возможно, поэтому я сейчас жив, а он мертв. Я поднял револьвер и открыл барабан. Золотистые заклепки гильз подмигнули мне в слабом свете.

Уильямс еще дышал. Я направил револьвер ему в голову. Он разлепил глаза, но смотрел не на меня. Невидящий взгляд был прикован к звездной бездне. Все лицо залило кровью. Мощная грудь поднялась раз, другой, затем опустилась и застыла. Звучит жутковато, но в данных обстоятельствах его смерть казалась мне почти естественной. Такая уж мрачная полоса наступила в моей жизни. В руке я держал заряженный револьвер, у моих ног лежал покойник, а я не испытывал ни малейшего потрясения. И удовлетворения, впрочем, тоже. Я вообще не испытывал никаких эмоций.

Еще минут пять я просидел у тела Уильямса, держа его на прицеле, пока не убедился, что он не притворяется. Затем проверил пульс, приложив палец к сонной артерии на толстой, как ствол, шее. Точно мертв. Я обыскал его карманы, нашел бумажник и закопал в дюнах под кустом травы. Сейчас помимо еды и отдыха мне нужно время, и чем дольше полиция будет опознавать труп, тем лучше для меня.

С телом Уильямса больше ничего не имело смысла делать, и я зашагал прочь. Я совершенно обессилел, но нужно было сваливать как можно скорее. Наступит утро, кто-нибудь выйдет на прогулку или пробежку вдоль пляжа, увидит труп и вызовет полицию. Те отвезут Уильямса в морг, но без документов. Им понадобится несколько дней, чтобы идентифицировать его личность. Они, вероятно, снимут отпечатки пальцев. Насколько я знаю, Уильямс раньше не привлекался, но отпечатки приведут к его военному личному делу. В конце концов выяснится его связь с полковником, но не со мной, я надеюсь.

Я подошел к воде и постарался смыть кровь. Я не сомневался, что выгляжу как всадник Апокалипсиса. Будет нехорошо, если кто-нибудь запомнит, как человек с окровавленным лицом выходил с пляжа неподалеку от места, где на следующий день нашли мертвеца. Однако кровотечение из носа остановить не так-то просто, особенно на ходу, поэтому не оставалось другого выбора, кроме как подождать, пока оно не прекратится само. Я прошагал по песку на юг примерно милю. Остатки энергии внутри мерцали, как вышедшая из строя люминесцентная лампа, готовая погаснуть в любую секунду. Я так выдохся, что почти не мог передвигаться, но заставлял себя тащиться вперед, пока не добрел до места для пикника за дюнами. Там стояла решетка для барбекю и несколько старых деревянных столов. Я растянулся под деревом, чтобы передохнуть несколько минут. Я надеялся к тому же, что перестанет идти кровь из носа. Таков был мой план, но пересмотреть я его не успел, так как моментально заснул.

Проснулся я оттого, что в глаза било солнце. Во рту стояла сушь, как в Сахаре, но по крайней мере прекратилось кровотечение. Чтобы удостовериться, я подошел к воде и ополоснул лицо. Я неуверенно потрогал нос. Тот оказался более плоским, чем обычно, и ужасно болел, но, кажется, все-таки не был сломан. Я оглядел пляж и увидел старика, бредущего в мою сторону с металлоискателем в руках. Он водил прибором из стороны в сторону, опустив голову, как человек, потерявший ключи от машины. Я снял рубашку и стал ждать, пока он пройдет мимо. На меня он даже не посмотрел. Все его надежды были похоронены в песке.

По тому, где находилось солнце, я прикинул, что сейчас семь или восемь часов утра. Труп уже наверняка обнаружили, а значит, пора уходить. Вопрос: куда? И тут я понял, что мне совершенно некуда идти, разве что домой. Больше ничего в голову не лезло. И пусть меня ищет полиция. Мне было все равно, я слишком устал.

Я поднялся на улицу, идущую параллельно пляжу, и нашел табличку с ее названием. Оказалось, что я немного севернее городка Дания-Бич. Я заглянул в ресторанчик и заказал яичницу с ветчиной, кофе и кувшин воды. В дальнем углу на диванчиках сидели двое полицейских средних лет и поглощали завтрак, не обращая на меня никакого внимания. Официантка обходилась со мной так, словно я выглядел абсолютно нормально, даже назвала меня «дорогуша», подливая кофе. Пища немного восстановила силы, хотя жевать было больно, особенно ветчину. Когда я допил третью чашку кофе, то начал думать, что смогу добраться до дому, не свалившись по дороге.

Полчаса спустя я шагал на юг по трассе № 1, чувствуя себя более-менее нормально, и высматривал телефон-автомат, чтобы вызвать такси. Наконец я обнаружил работающий аппарат на заправке и через десять минут уже ехал в направлении Майами-Бич. Неплохо поел, плохо отдохнул — короче, готов обратно в тюрьму. Должно быть, я уснул, потому что в следующее мгновение обнаружил, что водитель будит меня.

— Трудная ночка? — ухмыльнулся он.

Его русский акцент был густым, как белый соус.

— Очень трудная, — согласился я.

Лицо снова начало болеть так, что хотелось ампутировать его при первом удобном случае. Я вручил шоферу двадцать долларов и сказал, что сдачи не надо.

— Надеюсь, она того стоит, — сказал он, — Дружище, ты паршиво выглядишь.

— Мне все об этом твердят. Я уже начинаю верить. Стоит ли она того? Спроси через месяц. Тогда отвечу.

Мой хозяин Стернфелд стоял у крыльца, когда я с трудом вылез из такси. Как обычно, он опирался на хромированный костыль. Пришлось подойти в упор, прежде чем старик узнал меня. Близоруко прищурясь, он окинул меня взглядом и покачал головой.

— Выглядишь как ходячий мертвец, — сказал он.

— От вас особенно обидно такое слышать.

— Ты где, черт возьми, пропадал? Я видел тебя вчера по телевизору. Тут тебя разные люди ищут, малыш.

Я поставил ногу на первую ступеньку и бросил через плечо:

— Это недоразумение. Оно исчерпано.

Я сам себе не верил. Казалось, нарушен божественный закон, гласящий, что волна, которую ты однажды поднял, рано или поздно возвращается. Я смотрел на облупившийся фасад «Герба Ланкастера», будто на Стену плача. Потребовалась долгая страшная ночь, чтобы я смог с теплотой взглянуть на него. Но как я уже говорил, для каждого рай выглядит по-своему.