Созидательный реванш - Юрий Поляков

— А какое отношение все эти нереализованные замыслы имеют к новому роману?

— Самое непосредственное. Все они как-то сами собой слились и воплотились в «Гипсовом трубаче». За него я уселся вскоре после окончания «Грибного царя». Пишу я, кстати, подолгу, на роман уходит три-четыре года. Как некоторые мои коллеги умудряются нашарашить роман за полгода, честное слово, не понимаю! Но, обсуждая с издателями перспективы сотрудничества, я имел неосторожность сообщить, что первая часть у меня почти готова. Они тут же предложили ее выпустить. Поначалу я наотрез отказался. Но потом, поразмышляв и вспомнив прецеденты мировой и отечественной литературы, согласился. Тем более что первая часть получилась довольно обширной — около четырнадцати авторских листов. Нынче, я заметил, даже стостраничную повесть не моргнув объявляют романом, издают с широченными полями и набирают огромным шрифтом, как в букваре: «Мама мыла раму». В ноябре книга выйдет в свет…

— А вторая часть?

— Надеюсь закончить ее в будущем году. Вчерне она написана, но текст я обычно выпускаю из рук не раньше, чем сделаю редакций восемь — десять. Каждая редакция, поверьте, прибавляет твоему сочинению несколько лишних лет читательской благосклонности.

— И последний вопрос. Режиссер Жарынин у вас постоянно цитирует Сен-Жон Перса. Вам действительно так нравится этот лауреат Нобелевской премии?

— О да! Особенно его афоризмы.

— Например?

— «Литературное сообщество похоже на огромную ассенизационную станцию, в одном из закоулков которой разместили зачем-то крошечную парфюмерную лабораторию…»

— Юрий Михайлович, поздравляю Вас с присуждением Бунинской премии и хочу спросить: что значит эта премия для известного российского писателя Юрия Полякова?

— Получение Бунинской премии было для меня большой радостью. Я получил очень много поздравлений, гораздо больше, чем по случаю других премий, в том числе и Государственной (правительственной) премии. Поздравления — вроде бы факт сугубо личный, но на самом деле он говорит о том, какой широкой известностью и значимостью пользуется эта сравнительно молодая премия. Кроме того, для меня эта премия особенно много значит еще и потому, что искусству владения словом и манере письма и подходу к литературному творчеству я учился у Бунина, конечно, наряду с Булгаковым, Гоголем, Чеховым. Бунина я считаю своим учителем. Он один из немногих поэтов, который, придя к прозе, стал писать, так скажем, прозу прозаика, а не прозу поэта.

Еще, простите за нескромность, мне думается, моя литературная судьба в чем-то схожа с судьбой Бунина (без эмиграции, конечно). Бунин входил в литературу и становился крупным писателем в пору, когда были чрезвычайно сильны различные модернистские направления. Тогда не только знаменитыми, но и властителями дум становились писатели не крупные, зато талантливо эксплуатирующие какой-то моноприем и очень умело использующие настроение публики. В такой ситуации у автора появляется соблазн работать на потребу невзыскательного читателя. Так вот в отличие от таких писателей Бунин откровенно демонстрировал свою приверженность классической литературе. Ведь подлинное новаторство заключается в развитии традиций, а не в отрицании их. Подобная картина и сегодня. Могу твердо сказать — я стараюсь следовать принципам Бунина. Обычно считается, что мастерство заключено в самовыражении, что самовыражение это и есть мастерство. Все наоборот: самовыразиться можно только через мастерство. Не случайно именно Иван Алексеевич Бунин стал первым нобелевским лауреатом среди русских писателей.

— Один из парадоксов нашего времени заключается в том, что почти все чиновники, воспитанные на серьезной литературе в советский период своей жизни, куда как лояльнее относятся к произведениям постмодернистского направления. Почему?

— Здесь тот же механизм, что был в двадцатые годы прошлого столетия, когда активно поддерживались произведения нереалистического направления, и этим как бы демонстрировалась приверженность демократии. К тому же, герои этих книжек играют в конфликты, но сами произведения, по сути, бесконфликтны и лишены социально-нравственной аналитики. Когда в государстве много проблем, то нет никакого желания получать о них напоминания от литературы и искусства.

— Конечно, я для себя это сформулировал так: писатель должен вести следствие по делу о душе героя, а не катить пустую таратайку сюжета.

— Да, точное выражение. Если бы вашу точку зрения разделяла критика. Например, театральные критики, видя, что в репертуаре театров нет современных пьес, а к чернухе да порнухе интерес зрителя явно упал, стали это объяснять особенностями нашего времени, охлаждением публики к театральному зрелищу, окончанием времени больших залов, потребностью легкого отдыха. Это неправда. Мои остросоциальные пьесы идут по всей стране (в сорока регионах) и в СНГ при полных залах, шесть из них — в Москве (сейчас в работе седьмая — «Одноклассница»). В театре Рубена Симонова скоро будет сыгран трехсотпятидесятый спектакль по моей пьесе «Козленок в молоке». Но, несмотря на то, что мои пьесы сегодня одни из самых востребованных, театральные критики упорно не замечают спектаклей, по ним поставленным… А замалчивание форма манипулирования общественным сознанием.

— Юрий Михайлович, вы сказали, что постановки по вашим пьесам широко идут по стране и за ее пределами. Они идут в переводах на другие языки?

— Они играются в русских театрах. Вы коснулись очень серьезного вопроса. Я — человек русский, и для меня очень важно отражать менталитет русского человека, его самобытность, духовность, язык, его проблемы. Почему-то считается, что в России акцентировать эти моменты не только не следует, но и предосудительно. Категорически не согласен. Если произведение, к примеру, татарского писателя пропитано национальным духом, то это хорошо, а если у русского писателя, как писал А. С. Пушкин, «Русью пахнет», то это плохо. Русский и русскоязычный — это не одно и то же. Есть писатели хорошие, но с неразвитым национальным чувством — это нормально, а есть — с развитым национальным чувством — почему же это плохо? По-моему, это замечательно. Развитие национального чувства — очень важно для писателя любого народа. Меня, как писателя, представляющего русский народ, в первую очередь интересует судьба русского человека, русский национальный характер, русская культура, русский язык.

Но в литературном мире складывается, к сожалению, такая ситуация, когда о своей русскости как-то не принято заявлять. А почему? У меня обе родительские ветви из Рязанской губернии, которая сильна богатейшими традициями и самобытностью. И я считаю своим долгом представлять свой народ, так же как представляют свои народы армянин, еврей, башкир… Для этого вовсе не обязательно бить себя в грудь и кричать: «Я русский!» Но и забывать об этом нельзя. В многонациональной, многоукладной, многоконфессиональной стране должны быть писатели — носители духа своего народа. Более того, именно своей самобытностью они интересны. А то, что русский язык обслуживает литературы разных народов — это тоже нормально. Не надо подозревать человека с обостренным национальным чувством во всяких фобиях. При всем своем различии мы едины, потому что мы все — Россия.