Византия. Удивительная жизнь средневековой империи - Джудит Херрин

Константин I перевел и центр римского правительства, и императорский двор в Византию. Комплекс, известный под названием Большой дворец, существовал с 339 по 1453 г., хотя с XII в. императоры использовали Влахернский дворец, расположенный в северо-западной части города. Большой дворец стал крупнейшим христианским двором, с которым могла соперничать только Персия, а позже – халифат. Дворцовые ритуалы производили сильное впечатление и на чужеземцев, и на византийцев. Но еще до описания церемоний посетители Большого дворца выражали восхищение другими, весьма зрелищными, аспектами: древними статуями, стоявшими вдоль стен залов для приемов, – некоторые из них якобы могли предсказывать будущее; золотой мозаикой и драгоценными металлами, украшавшими здания, причем каждое было величественнее и экстравагантнее соседнего; дворцовой стражей, состоящей из разных этнических групп, каждая из которых имела свое особенное оружие.

На приеме в Хрисотриклинии, золотом тронном зале, построенном во дворце Юстинианом II в конце VII в., император появился на установленном на возвышении троне – прямо под мозаичным изображением Христа Пантократора, украшавшим апсиду. В других местах для создания удивительных эффектов использовалась гидравлика. Древние органы, приводимые в действие силой воды, в Византии сохранились и использовались на императорских приемах и в банях, где правителей развлекали поющие птицы и бьющие фонтаны. Во дворце Магнавра император сидел на огромном золотом троне. Его охраняли золотые львы, которые ревели, а на золотых, сверкавших драгоценными камнями ветвях деревьев пели золотые птицы. И пока посол выполнял prosynesis (поклон, в процессе которого он касался лбом пола, – акт почтения), трон неожиданно поднимался к самому потолку. Лиутпранд Кремонский во время своего первого визита в Константинополь в 949 г. сделал вид, что это необычное зрелище его ничуть не удивило. Отец и дед предупредили его об этой церемонии. Но все равно он признался: «Не знаю, как это делается».

Императорский двор, безусловно, вселял благоговейный страх и удивлял любого посетителя. Но одновременно он выполнял еще одну важную функцию: устанавливал более тесные отношения между подданными и императором, пробуждал верность и фаталистическую покорность верховной власти. Частично это достигалось продвижением талантливых молодых юношей и девушек на ответственные влиятельные посты, что не могло не вызвать уважения и восхищения. Хотя действительное число обычных людей, достигших высокого положения, было небольшим, но сама возможность попасть в их число все же существовала, что являлось мотивацией для многих семей, мечтавших видеть при дворе своих детей. Двор обладал господствующей властью – она объединяла все части общества и укрепляла авторитет императорской семьи – и считался признанным центром культуры и несравненного блеска. Амбициозные провинциальные жители стремились занять в нем место. В XI в. Кекавмен, удалившийся на покой генерал, назвал двор центром интриг, каковым он, вероятно, и был. Но успешная карьера генерала отражает способность двора привлекать и удерживать – ведь так получилось и с ним, талантливым офицером армянского происхождения.

Не только евнухи занимали высокие должности при императорском дворе. Хорошо образованные люди без труда находили должности в одной из многочисленных служб. Это нередко приводило к их быстрому взлету по карьерной лестнице до важных правительственных постов. Некоторые платили немалые суммы за возможность получить титул, к которому прилагался государственный пенсион (roga). Все должны были появляться при дворе, если их приглашали, одетые в соответствующие костюмы и с атрибутами должности. Это касалось также лидеров церкви, членов константинопольского сената, представителей «голубых» и «зеленых» (см. гл. 3) и высокопоставленных военных, для которых обязательным было ношение цветов своего полка. Строго соблюдая иерархический порядок, они входили в зал, приветствовали императора и императрицу и занимали места для участия в праздничных мероприятиях – внушительные ряды роскошно одетых людей.

Молодых девушек тоже приглашали ко двору, причем они служили не только придворными императрицы. Некоторым из них выпадала честь сыграть самую важную роль, доступную для женщины в Византии. Теоретически жен для будущих императоров выбирали на имперском шоу невест, на котором принцы выбирали из нескольких претенденток самую привлекательную. Рассказывают, как императрица-мать отбирала подходящих девушек и представляла их будущему императору, проводя что-то вроде средневекового конкурса красоты. Представляется маловероятным, что подобные события действительно имели место. Но сама идея, что провинциальная семья, имевшая красивую дочь соответствующего возраста, может быть удостоена подобной чести, вовсе не являлась необоснованной. Императорские невесты VIII–IX вв. часто происходили из обычных провинциальных семейств: Ирина из Афин, Мария Амнийская и Феодора из Пафлагонии. Марию и Феодору предположительно выбрали посредством открытого состязания. Даже если красота и не была решающим фактором, идея указывает на живость и открытость императорского двора. Возможность привлечения из далекой провинции новой семьи существовала всегда, и для последней это считалось большой удачей. Причем действительно для всей семьи. Сестры императорских невест имели шанс удачно выйти замуж, к примеру за высокопоставленных придворных. Даже получить место придворной дамы оказывалось превосходной перспективой, и многие мужчины старались добыть его для своей дочери. В некоторых случаях результатом становился брак с императором (Зоя Заутца в IX в.). Итак, пока юных мальчиков кастрировали и отправляли делать карьеру среди евнухов, молодых девушек холили и лелеяли, чтобы они могли привлечь внимание будущего императора и высокопоставленного придворного. Таким образом императорский двор стал центром социальной и финансовой карьеры.

Предположительно существовавшее шоу невест играло небольшую роль в фактическом выборе императрицы. Поскольку брачные союзы имели особое значение при дипломатических переговорах, часто в Византию прибывали иностранные невесты, чтобы поставить точку в подписании важного соглашения (Чичак (в крещении Ирина), дочь хазарского хана, в 732 г., Мария Аланская в 1072 г.). Византийские невесты отправлялись за границу для аналогичных целей. Со временем даже принцессы, «рожденные в пурпуре», стали гарантами военных союзов (см. гл. 17). В период Крестовых походов число западных принцесс, ставших византийскими императрицами, сильно увеличилось. У Иоанна II и Исаака II были венгерские супруги. Мануил I женился сначала на германской, а потом на латинской принцессе из Антиохии и выбрал для сына – Алексея II – супругу из франков. Женщины – члены византийской императорской семьи – тоже стали чаще выходить замуж за правителей Запада. Иными словами, брачные союзы стали активно использоваться в международных отношениях. Комнины и Ангелы вовлекали много выдающихся византийских семейств в стратегические союзы. Для всех Комнинов и Ангелов, мужчин и женщин, брак был политическим, а не личным делом.

Начиная с IV в., когда Евсевий Кесарийский сформулировал теорию получения правителем императорской власти только по воле Бога, в результате чего он становился представителем Бога на земле, христианская и римская идеология объединились, чтобы поддержать византийское культурное превосходство. Согласно этой теории, императорский двор – зеркальное отражение двора Царя Небесного, и власть императора нужна для того, чтобы обеспечить Божественное правление. Международная политика, проводимая опытными дипломатами, придворные церемониалы, которыми руководили евнухи, центральная администрация – все работало на эту теорию, чтобы укрепить в империи глубокое и всепроникающее чувство власти императора – наместника Бога.