Соломон Крид. Искупление - Саймон Тойн

Тио помнил, как лежал на своем топчане, который теперь не приходилось делить с Рамоном, а дядья совещались в дальнем углу, бурчали вполголоса, обсуждали серьезные взрослые вещи. Наконец пришел дядя Херрард, сел на кровать и сказал, чтобы Тио никогда и никому не рассказывал о случившемся. Ведь Туко – кузен дона Галлардо: никто не поверит словам восьмилетнего сына мертвого гомеро, а поверят Туко. Дядя сказал, что Тио надо уехать, своей же безопасности ради. Родня устроит ему переезд в Тихуану, где у кузена есть рыбацкий бот. Тио онемел от изумления. Он не хотел ни уезжать от мамы, ни становиться рыбаком. Тио хотел, чтобы кто-нибудь из его дядьев пошел в город, нашел Туко и воткнул нож в сердце негодяя. Но дядья не хотели ничего делать. Отомстить мог только сам Тио.

Назавтра он подождал, пока мать отправится за водой, убежал из дому и пошел по дороге в Эль-Рей. На рыночной площади находилось кафе, где обедали все важные люди. Тио направился прямиком к нему. Тио увидел Туко, теснящегося вместе с другими за столом, пьющего апельсиновый сок и запихивающего в жирный рот яйца. Тио хотелось подбежать и воткнуть вилку в жирную шею, но он знал, что надо вытерпеть и выжить. Туко сидел за два человека от дона Галлардо, главы семьи, управлявшей всем в городе. Тио глядел на Туко, набивавшего утробу и смеявшегося над шутками босса. Тио знал: нужно быть умным и терпеливым. Лишь тогда сможешь сидеть так же, во главе стола посреди города, видеть людей, смеющихся от твоих шуток, и быть уверенным в том, что никто больше не навредит твоей семье.

Тио подождал, пока важные люди почти окончили трапезу, выскользнул из тени и направился к ним. Туко увидел мальчика первым и побледнел. Тио обрадовался: вот она, пусть маленькая, но уже власть, умение устрашать. За столом умолкли разговоры. Даже дон Галлардо перестал разговаривать и повернулся посмотреть на малыша, идущего к столу главы всего города.

Тио остановился, поклонился.

– Сеньор Туко, я хочу поблагодарить вас, – проговорил он голосом, удивившим самого Тио твердостью. – Если бы вы не приехали вовремя, бандиты убили бы и меня. Пожалуйста, примите это как символ благодарности моей семьи.

Он протянул руку и положил на белую льняную скатерть отцово кольцо. Тио нашел его у маминой кровати. Наверное, мать сняла кольцо перед похоронами, тревожась о грядущем безденежье.

Туко посмотрел на кольцо, но не притронулся к нему.

– Мальчик предлагает тебе подарок, – сказали за столом. – Будь вежливым и прими его.

Туко исполнил приказ. Его пухлая рука сдернула кольцо со стола. А Тио посмотрел в лицо говорившего.

– Мальчик, как тебя зовут? – спросил дон Галлардо.

– Хектор. Хектор Родригес Альварадо.

– Хектор, ты умный парень, – заметил дон Галлардо, кивая. – Мальчик, проявляющий уважение и хорошие манеры. Мне это нравится. В наших краях никому не нужны беспорядки и проблемы. – Дон Галлардо глянул искоса на Туко. – Беспорядки плохо влияют на дела.

Вот тогда Тио понял: они все знали. Каждый человек за столом знал, что Туко убил отца и брата Тио. Но для обедавших на площади бизнес был важнее жизней. Отец, дядья, все фермеры, работавшие в горах, были в глазах обедавших на площади не лучше животных, ослов либо мулов, надрывающихся, чтобы сильные могли пожать урожай.

– Приходи сюда завтра в это же время, – сказал дон Галлардо. – У меня есть для тебя работа.

Так Тио попал с полей в организацию.

Когда вагонетка замедлилась, он открыл глаза и заметил, как Мигуэль глядит на тонкую серебряную цепочку в руке босса.

– Это принадлежало моей матери, – сообщил Тио, показывая маленький медальон с выгравированным образом Божьей Матери Гваделупской.

Затем показал тонкое обручальное кольцо – то самое, которое положил на стол перед Туко.

– А это принадлежало отцу. Человек должен держать свою семью рядом с собой, правда? Нет ничего важнее семьи.

Туннель немного расширился, потолок стал выше, затем вагонетки остановились у платформы лифта – такой же, как с мексиканской стороны.

– Добро пожаловать в Америку. – Тио поднялся и с наслаждением потянулся. – Землю свободных людей.

Девушке было лет девятнадцать. Соломенно-белесые волосы падали в беспорядке на плечи, на лицо, на белое хлопковое платье. Девушка казалась призраком. Ее глаза были белесы, как волосы Соломона, и, казалось, глядели сквозь него.

«Слепая, – подсказала память. – Элли Такер – слепая».

Многозарядный дробовик в ее руках смотрел дулом то туда, то сюда, поворачиваясь в такт походке. Соломон понял: девушка чувствует, что внутри сарая кто-то прячется, хоть и не может видеть.

– Я знаю, что ты здесь! – объявила она. – Я стреляю лучше, чем большинство зрячих, причем на слух. Так что не пытайся дергаться. Я вызвала полицию. Они скоро приедут, так что лучше тебе не мучить моего папу.

У Соломона побежали по спине мурашки. Если скоро приедут копы – надо удирать отсюда. Он посмотрел на дробовик. Легендарный «Винчестер M12» двадцатого калибра, точный бой на пятьдесят футов, пять патронов в магазине и один в патроннике. И ружье наверняка заряжено полностью.

Соломон взглянул на кораль. Сириус пил из поилки футах в двадцати от двери. Слишком далеко. Проскользнуть беззвучно не получится. Но если и подойдешь к лошади, все равно будешь в досягаемости картечи. Вне сомнений, жеребец подаст голос или стукнет копытом. Возможно, если броситься наутек, девушка позволит убежать, оставит преследование копам. Соломон внимательно изучил то, как она держит оружие: крепко и уверенно, будто оно – часть тела. Несомненно, умеет стрелять. Но станет ли?

Девушка остановилась, склонила голову набок, прислушиваясь к поскрипыванию сарая, втягивая ноздрями воздух. Ее лицо стало суровым.

– Что ты наделал? – проговорила она хрипло и зло. – Я чую кровь! Что ты сделал?

Стервятник отпрыгнул, потревоженный ее голосом. Девушка обернулась на звук махнувших крыльев и без колебаний выстрелила.

Стервятника взорвало, разметав перья, выплеснув кровавые брызги. Тело покатилось в грязь. Отработанным, безукоризненным движением девушка загнала новый патрон в патронник и, ориентируясь на звук умирающего эха выстрела, повернула голову в ту сторону, где лежал растерзанный труп птицы.

Соломон уловил доносящийся издалека вой сирен. Элли тоже его услышала. Дуло ружья повернулось и нацелилось в точку лишь чуть-чуть правее Соломона. Решила продержать его до приезда копов или попросту застрелить? И то и другое – скверно. Соломон посмотрел на грузовичок. Спрятаться можно только за ним. Но слишком далеко. Соломон глубоко вдохнул, болезненно ощущая каждый звук. Вой сирен стало громче. Ствол ружья описывал дуги, захватывающие место, где стоял Соломон. Потом с дальней стороны двора заржал Сириус, и ствол ружья дернулся в ту сторону.

– Элли! – крикнул Соломон, переключая внимание на себя.