Сюрприз под медным тазом - Дарья Калинина

– Значит, бабушка Аня была героем? Она не была любовницей фашиста, она была советской разведчицей?

– Г-хм, – кашлянул дядя Сережа, – понимаешь, в чем дело… Разведчик – это морально вообще самая тяжелая и грязная работа на свете. Тут ты как бы предаешь своих, чтобы тебе безоговорочно поверили чужие. Предаешь своих так круто и так основательно, что сам в это начинаешь верить. Потому что без этого никак не обойтись. Если сам не поверишь в свое предательство, то не поверят в него и чужие. И добившись, чтобы чужие поверили в твою искренность, стали тебе доверять, полюбили тебя, ты предаешь, в свою очередь, уже их. Тяжелая ноша. Но бабушка Аня все выдержала.

В глазах дяди Сережи стояли слезы, когда он взглянул на Сашу и произнес:

– Вот об этом я и хотел тебе рассказать. Не думай о бабушке плохо. Она была великим человеком. И наш с тобой долг убедить в этом всех остальных.

– Чего проще! У вас же есть доказательства. Архивные документы, личное дело бабушки. Так?

– Мне удалось снять с них ксерокопии. Да, они у меня есть.

– Так в чем же дело? Покажем их остальным, и все подозрения рассеются. И в полицию сообщить нужно! Немедленно.

Но дядя Сережа как-то странно мялся и Сашиного энтузиазма, казалось, совсем не разделял. А уж упоминание о полиции и вовсе заставило его побледнеть. И постепенно до Саши стало доходить, чего опасается его дядечка. Похоже, что шантажистом, который использовал эту темную историю с фон Шульцем и бабушкой Аней, был не кто иной, как их дядя Толя. Это он интересовался прошлым бабы Ани. Он неоднократно наведывался к профессору Чемоданову за информацией. Это у дяди Толи в тайниках хранились документы, которыми шантажировали деда Витю и дядю Сережу.

И вот теперь дядя Толя убит. Кто-то наказал шантажиста. И кто мог это сделать? В первую очередь тот, кого шантажист шантажировал.

– Вы боитесь, что вас заподозрят в убийстве дяди Толи?

– Клянусь, это сделал не я! Пока ты не появился сегодня с этой фотографией и не рассказал, что Толя окучивал этого профессора с целью выяснить о прошлом бабы Ани, я на него и не думал вовсе. Мне дядька Толя всегда казался неплохим мужиком.

– Да, такие трюки не в его духе. Он был безобидным.

– Наверное, это его Маша заставила. Пенсия у Толи копеечная, для семейного бюджета просто ноль. А Маше денег всегда было мало. Маша она такая, ради денег на все, что угодно, пойдет. Да она этого и не скрывает.

И снова Саше полезли мысли о том коробе, доверху набитом евро, который он обнаружил в квартире дяди Толи и тети Маши. Не те ли самые это были евро, что заплатил в качестве выкупа шантажисту дядя Сережа? Он ведь платил им как раз в евро!

– Как же дяде Толе было не стыдно!

– Стыдно, наверное. Но жену свою и ее упреков он боялся еще больше.

– Но как же дядя Толя не побоялся за самого себя? Они же с дядей Витей родные братья. Если бы он эту грязную историю о связи бабушки Ани с эсэсовцем выставил на всеобщее обозрение, то и самого себя бы запятнал.

– Наверное, он рассчитывал, что я буду из раза в раз платить, чтобы не позволить правде выплыть. А может, он считал, что пострадает в меньшей степени. Все-таки в кровном родстве с эсэсовцем можно было обвинить одного лишь моего отца. Двое его старших братьев родились у бабушки Ани еще до войны.

– Все равно как-то странно. Дядя Толя был всегда так патриотично настроен. Никогда бы не подумал, что он способен вот так копаться в грязном белье, и кого… своей матери, которая его вырастила и которую он любил!

– Я поэтому на него никак и не мог подумать. Уж кто-кто, но не Толя. Это же позор для всех нас. А Толя таких вещей, откровенно говоря, боялся. Помнишь, как они с Машей выгнали Славку? Сколько времени не позволяли никому из нас его к себе приглашать. Пригрозили, если кто позовет его к себе, с теми они навек отношения порвут. А ведь Славка сущую ерунду по сравнению с этим затеял.

– А что там случилось?

– Жениться он собрался.

– Ну и хорошо. Зачем же его за это из дома гнать?

– На мусульманке. Да еще такой… нищей.

Ну, если нищей, то это для тети Маши была настоящая катастрофа.

– Цирковая артистка она или что-то в этом роде. Акробатка, что ли. Маленькая, а из себя прыщавая да чернявая. Толя говорил, что и вся ее родня невесте под стать. Такая невестка его родителям не понравилась. И они постановили: Славку, пока не переболеет своей заразой, от семьи изолировать. Хочет он там со своей кривоногой каракатицей кувыркаться, его дело. Но в семью ему ход будет закрыт. Славка какое-то время продержался, а потом приполз назад к родителям.

– Так вот в чем там было дело, – произнес Саша задумчиво. – А мне никто и не сказал.

Бедный Славка! Наверное, он здорово любил ту девушку, если решился ради нее на открытый конфликт с родителями. И дядя Толя с тетей Машей своего добились. Не понравившаяся им невестка в семью не вошла. Славка вернулся к ним один. И его родители могли торжествовать, никто не посмел бы кинуть в их огород даже крохотного камешка. А для них это было очень важно.

– Но в нашем случае, видимо, другое кино началось. Тут Толя рассчитывал, что все скрытно пройдет. Я ему буду платить за молчание, он будет эти денежки в туесок складывать.

– В короб, – машинально поправил его Саша.

– Какой короб?

И Саша рассказал, как они сегодня с Карлоттой нашли тайник, в котором был обтянутый кожей короб, а в нем конверт с фотографиями Шульца и бабы Ани.

– И второй такой короб я видел у Славки дома. Там лежали детские игрушки и… и игрушечные деньги.

Саша промолчал, что сначала ему показалось, будто деньги настоящие. И не рубли, а евро. Мутная какая-то ситуация получалась с этими деньгами. То они были настоящими, то вдруг превратились в игрушечные.

– Знаю, о каком коробе ты говоришь. Вообще-то их у Толи было три штуки. Он их сам сшил. Один для себя, второй для Славки и третий для Валеры. Это еще в давние времена было, когда мальчишки маленькие были, а сам Толя шорничеством увлекался. Ну, денег он на этом не заработал, но три короба кожаных соорудил. Ничего, прочные оказались, хотя на улице вместо ранца носить – пожалуй, что засмеют. Очень уж неуклюжие. Славка и тот в школу такой короб таскать отказался. Так дома у Толи они и остались. Он их не разрешил выбросить. Где-то в хозяйстве приспособил.

Приспособил! Один в качестве тайника на участке Карлотты, второй отдал внучкам для игры. А третий… Третий короб где?

– В общем, Толя думал, что станет из меня денежки качать, Маша рот свой наконец закроет, что от мужа проку нету, и все у нас будет шито-крыто.

И дядя Сережа замолчал. Саша понимал чувства своего дяди. Шито-крыто – это если без убийства. А с убийством – это уже огласка, которой никто в семье бы не захотел. А с другой стороны, совсем снять подозрения с дяди Сережи тоже было нельзя. Как ни крути, у него имелся повод желать дяди-Толиной смерти. И даже если сам дядя Сережа не убивал своего дядю, то это запросто могли сделать его сыновья – Витя и Сережа.